Чехов наоборот

Любимый персонаж кинофольклора – механик, который меняет местами порядок бобин или неправильно заряжает ленту, потому что так ему кажется гораздо интереснее. Запустить что-нибудь кверху ногами, шиворот-навыворот и задом наперед – желание очень понятное, очень человеческое, свойственное отнюдь не только киномеханикам… Особенно, когда речь идет о классической пьесе подобно чеховскому «Иванову». Да еще когда приходишь ставить ее в Художественный театр, где жива память масштабной постановки предшественника, живы ее зрители, свидетели и очевидцы.

«Иванов» был одним из лучших спектаклей Олега Ефремова. Незабываемы: Шабельский – Марк Прудкин, Лебедев – Андрей Попов, Сарра – Екатерина Васильева… Потрясающая декорация Давида Боровского: барский дом с колоннами, точно вывернутый наизнанку, тени безлиственных веток, отпечатавшиеся на его стенах, – опустошенное, ограбленное пространство жизни. И в центре – русский Гамлет – Иннокентий Смоктуновский, царственно-прекрасный озябший человек, нигде не находящий себе места. С каждой сценой он все сильнее тосковал, все больше проникался отвращением и к окружающим его «зулусам», и к ничтожности собственной судьбы, надрывавшей сердце. Финальный выстрел был не слышен: расступались свадебные гости, и в глубине сцены оставался лежать убитый.

Можно понять Юрия Бутусова, который решил бежать от этого спектакля, намертво врезанного в памяти каждого видевшего. Можно понять истоки решения сделать в собственной постановке все наоборот.

Сын Давида Боровского Александр ограничил пространство сцены балюстрадой, тени деревьев превратились в кучу бурелома, разбросанного по сцене и сваленного горой в правом углу. В том далеком спектакле актеры сражались с пустотой сценического пространства. В этом – от захламленности сцены персонажи будут толкаться и спотыкаться на каждом шагу. Там Иннокентий Смоктуновский – единственный Князь русской сцены – сыграл трагедию исключительного человека. Здесь Андрей Смоляков выйдет бритоголовым помятым человеком толпы. Там – и звука выстрела не будет слышно. Здесь весь спектакль начнется выстрелом и пойдет под постоянный аккомпанемент пистолетной пальбы.

Режиссерское «наоборот» коснется прежде всего самой структуры чеховской пьесы, которая в спектакле Юрия Бутусова начнется с финала и будет разворачиваться к первой сцене. Театралы, знающие пьесу наизусть, смогут заняться построением концепций, объясняющих этот нестандартный режиссерский ход. Можно найти ему философское обоснование (скажем, беспрерывные самоубийства героя понять как воплощение идей циклического воплощения души в индийской философии). Или стилистическое (Чехов – как предшественник абсурдистских драм ХХ века). Или объяснить построение спектакля желанием режиссера спародировать популярные телесериалы, не имеющие ни начала, ни середины, ни конца.

Обычная мхатовская публика, не знакомая с содержанием пьесы «Иванов», пребывает все время действия спектакля в тягостном недоумении: что же все-таки происходит? Женился он или не женился? А если женился, то на ком? На той, что в первой сцене бегала в атласном белье и невестиной фате? Или на этой рыжеволосой и чахоточной? Или это вообще одно лицо? В зале стоит постоянный ровный гул голосов обменивающихся догадками зрителей, мучительно старающихся понять: что сей сценический сон значит? И мучительно ища в программке хотя бы подобие синопсиса, объясняющего сюжет.

«Пу-пу», – скажет Смоляков, поднеся палец к виску, примерно на второй попытке самоубийства. И каждая следующая попытка будет вызывать дружный хохот зала. Паясничающее «пу-пу» никак не подходит для драмы, а взвинченный тон постоянных выяснений отношений – для комедии…

Занятые в спектакле актеры тоже пока не очень определились: все-таки драму или комедию они играют? Играть роль задом наперед – от кульминации к завязке – задача сама по себе маловыполнимая, а тут еще полная жанровая неопределенность…

В результате практически у всех исполнителей есть минуты трогательные, осмысленные, тонко сыгранные: и у Лебедева (Игоря Золотовицкого) и у Сарры (Натальи Рогожкиной), и у Львова (Павел Ворожцов), и у Зюзюшки (Полина Медведева). Но ни у кого из исполнителей нет цельного решения, сделанной и выстроенной роли. Сложнее всех пришлось Андрею Смолякову – исполнителю роли Иванова. К сожалению, его работа явно не складывается. Отсутствие движения в роли приводит к монотонности, однокрасочности, да и просто скуке… За долгие годы, пожалуй, ни разу не видели мы столь неубедительный результат труда даровитого актера.

Юрий Бутусов – режиссер, от которого привычно ждать многого. Он не боится рисковать и ошибаться, а главное – умеет извлекать опыт из собственных ошибок. В конце концов, возможно, каждому художнику в какой-то момент жизни надо на собственном опыте убедиться в издержках соблазнительного «наоборот», когда белое становится черным, умное – глупым, пронзительное – жалким, а великое – невнятным.