Писатель Дарья Донцова:

– Вы слышали, что появились программы-роботы, самостоятельно генерирующие тексты? Каково ваше отношение к подобным разработкам и не хотелось бы вам опробовать такую программу?

– Нет, конечно, мне она не нужна. Но, полагаю, это вещь могла бы быть вполне полезной для человека, которому нужно создать текст, но процесс этот вызывает у него затруднение. За примерами далеко ходить не надо. Моя подруга – доктор экономических наук, профессор, великолепно владеющая математической и экономической науками. Но она никогда не могла самостоятельно составить связный текст. Другой наш приятель – абсолютно гениальный физик, тоже не способен составить, к примеру, доклад. Они обычно всегда приходили ко мне, наваливали ворох бумаг и просили сделать из этого текст. Вот им-то такая программа наверняка бы пригодилась. А мне – нет. Я настолько огромное удовольствие получаю от самого процесса написания текста, что ни за что не буду делиться им с какой-то там программой. Но вот от программы, которая сама чистит картошку и вертит котлеты, я бы не отказалась.

– Кроме вопросов о написании, вас наверняка преследуют вопросы о жанре. Считается, что есть литература более поверхностная – развлекательная, льющаяся потоком, и более глубокая, которая требует того, чтобы мысли некоторое время формировались, отстаивались. Как вы относитесь к такому делению?

– На то и существует множество литературных жанров-поджанров. И в каждом есть свои, исключительно строгие условия существования. Если вы пишете детективный роман, то не должны включать в него 50 страниц размышления о смысле жизни. Просто потому, что у читателя есть определенные ожидания. И то, что человек желает получить, покупая мою книгу и покупая книгу Достоевского, – совершенно разные вещи. Самые плохие книги получались как раз тогда, когда писатели начинали путать жанры. Не надо обманывать читателя. Я прекрасно знаю, что от меня ждут экшн. И моя задача – сделать его, заставив читателя забыть о неизбежности смерти. Ведь вся мировая философская литература держится на одной только великой мысли – мы все умрем. Я это знаю. Более того, осознала уже в семи-восьмилетнем возрасте. Но зачем же я буду делиться этим знанием с людьми? Мне-то как раз кажется, что я должна их поддержать, дать им какую-то надежду на то, что все будет хорошо. Находясь в палате реанимации онкологической больницы, вы будете читать гениальное произведение Солженицына «Один день Ивана Денисовича»? А «Смерть Ивана Ильича» Толстого – оно вам там надо?! Зато вы будете читать меня, Акунина, Устинову. Когда вам страшно и больно, вы захотите отвлечься. Когда от вас ушел муж, вы не будете искать выход из ситуации в романе «Анна Каренина». Вы либо напьетесь до полусмерти, либо пойдете трепаться с подругами, либо захотите почитать развлекающую книгу. У нас есть один замечательный писатель. Не буду называть его фамилию, сейчас поймете, почему. Когда-то давно его выгонял из Союза писателей СССР мой отец, который был тогда секретарем парторганизации этого союза. Но поскольку человек он более чем интеллигентный, он всегда при встрече со мной вежливо здоровался. А один раз я увидела на телеэкране его интервью. И когда корреспондент спросила его: «Как вы относитесь к книгам Дарьи Донцовой?», я, честно говоря, решила убежать из комнаты, подумав, что сейчас-то он и скажет все, что обо мне думает. И была несказанно удивлена, когда услышала его мнение. Он сказал, что мои книги являются психотерапевтическими. Только позже я узнала от человека, вхожего в наши дома, что сказал он это неспроста: когда у жены этого известного писателя случилась трагедия, она выбиралась из болезни, читая мои книги. Вот почему я выбрала именно тот жанр, в котором работала и продолжаю работать. Ничего другого писать я не хочу. А с другой стороны, и не умею.

– В ваших произведениях всегда множество бытовых сцен, вы часто пишете о простых людях. Откуда обычно черпаете наблюдения за жизнью?

– Скажу сразу, что телевидение и Интернет – последние места, из которых я буду черпать информацию, поскольку Интернетом не пользуюсь, а телевизор практически не смотрю. У нас дома в каждой комнате по телевизору – муж любит смотреть новости. А я считаю, что пугаться лучше от просмотра хорошего триллера, поэтому предпочитаю DVD-проигрыватель. Очень люблю смотреть фильмы. Но это – не главное. Главное, что у меня хорошая память и огромный круг общения. А вот что и откуда конкретно берется? Я обычно честно отвечаю на все вопросы, даже на те, которые мне не нравятся и кажутся неприятными, поскольку сама – бывший журналист. Но есть вопрос, на который я ответить не могу, и этот как раз из их числа. Я просто не знаю ответа на него. Думаю, ни Марина Анатольевна (Алексеева, пишущая под псевдонимом Александра Маринина. – «НИ»), ни Таня Устинова, ни Таня Полякова, ни кто-то другой из писателей на этот вопрос не ответит – они тоже не знают. Откуда приходит текст, из каких наблюдений? Обычно он просто возникает в голове. Меня, кстати, пару раз просили провести мастер-класс с желающими научиться писать детективные романы. Поскольку я настроена на то, чтобы авторов было как можно больше, то очень хотела как-то им помочь. Но поняла, что не смогу. В тот момент, когда я им что-то объясняла, у меня получалось быстренько придумать и написать собственную книгу. Но не научить их самих писать. Научить людей методике, механике написания я не могу. А вот научить вас, к примеру, вальс танцевать могу.

– Хотела бы узнать ваше мнение о кризисе книжного рынка. Люди в первую очередь будут отказываться от развлечений?

– Это не так. Мой муж – крупный психолог. У него есть ряд научных работ по исследованию кризиса, в частности, психологического состояния людей в Великую американскую депрессию, во времена кризиса 60-х годов, Карибского кризиса. И вот что интересно: да, люди отказываются от развлечений, но от дорогих. Они перестают ходить в дорогие рестораны, не покупают себе дорогую одежду, еду. Знаете, на чем никогда не экономят? На образовании детей и доступных развлечениях. Под доступными подразумеваются походы в кино и покупка недорогих книг.

– Вы наверняка слышали и о том, что издательства закрываются, падают продажи в книжных магазинах?

– Маленьким издательствам, которые жили за счет одного-двух авторов, часто не совсем честно поступая с этими авторами, сам Господь велел разориться. Так что кризис некоторым образом – очистительный огонь. Бизнес же крупных издательств выстоит. В крупном издательстве и автору легче: там выше гонорар, больше возможностей. Я иногда слышу от некоторых писателей не моего жанра и поэтов: вот, эта гадкая Донцова забросала книжный рынок своими изданиями, а мы не можем продать и тысячу экземпляров своих произведений. По большому счету, эти люди должны были бы дарить мне букеты цветов. Потому что именно тот факт, что издательство заработало на мне, Устиновой, Поляковой и других многотиражных писателях большие деньги, делает возможным выпуск этой тысячи экземпляров некоммерческих книг.

– Вы провели детство на писательских дачах в Переделкино. Рядом с вами жили и работали Леонов, Катаев, Ахматова. По сути, вы варились в литературном котле...

– Каверин, Кассиль да много кто еще. Но с Ахматовой вышла смешная история. Я ее всего раз в жизни видела, когда она приезжала в гости к Шкловскому, с которым у моего папы была общая коммунальная квартира. Когда к кому-то приходили гости, диван на общей кухне, естественно, собирал всех. Ахматову я очень плохо помню, я ведь была тогда совсем маленькой. Но осталась с той встречи смешная фотография: на софе лежит Анна Андреевна, а где-то в ногах у нее клубочком, вроде собачки, свернут маленький ребенок – это была я. Ахматова еще дружила с дядей Витей Ардовым, другом моего отца, но с Анной Андреевной нам больше с тех пор никогда не доводилось пересекаться.

– Проявляют ли ваши дети интерес к литературе, не хотят ли продолжить писательскую династию?

– Думаю, нет. У моей дочери всегда лучше шла математика. Хотя она и пишет хорошо, удовольствия от этого не получает. Старший сын – тоже. Он абсолютный гуманитарий, но больше в смысле актерского таланта, чем писательского. Сын – совершенный гений общения и работает в тех сферах, где необходимо уметь ладить с людьми.