Posted 26 февраля 2009, 21:00
Published 26 февраля 2009, 21:00
Modified 8 марта, 07:46
Updated 8 марта, 07:46
– Константин Аркадьевич, когда вузы не имели президентского гранта, вы находили возможность добавлять деньги к стипендиям студентов. А еще вы тратите на преподавание много сил и времени. Зачем вам эта ноша?
– Преподавание меня всегда интересовало. Когда я еще не был руководителем театра, а был молодым актером «Современника», я преподавал ученикам Табакова, которые впоследствии составили костяк «Табакерки», поставил с ними два спектакля. Мне кажется, что это очень полезный опыт: едва ты приступаешь к объяснению профессии новичкам, как начинаешь лучше в ней разбираться. Когда ты объясняешь роль абсолютно темному студенту, тебе открываются новые грани. А артисту моего типа необходимо точно знать, что именно он делает на сцене. Я должен проверить каждый миллиметр пьесы, в которой играю. Преподавание заставляет все время обновляться, пересматривать уже найденное. И это творчески полезно. Хотя есть актеры, которые сами не понимают, что они делают, и у них все здорово получается. Но это уже другой тип артистов, я к ним не отношусь.
– Часто абитуриенты рисуют себе радужные перспективы. Воображают толпы режиссеров, которые засыпают тебя предложениями, сулят гонорары, сопоставимые с голливудскими…
– Многие абитуриенты просто не знают, что театр – плохое место для зарабатывания денег. За этим сюда поступать не стоит. Да и слава редко падает с неба. Театр – это каторжный ежедневный труд. Каждый день ты должен двигаться по миллиметру к назначенной цели. И только тогда ты чего-то добьешься. Я не люблю тусовки, симпозиумы, творческие встречи. Редко где бываю, потому что все это отвлекает от главного – от работы. И своих студентов я учу, прежде всего, много работать. У меня действительно такие трудовые курсы. На том, который я выпускаю сейчас, подготовлено десять дипломных спектаклей. Это очень много! Сейчас ведь тяжелое полосатое время: много соблазнов, много возможностей уйти в халтуру, заработать деньги на ней. Но за это расплачиваешься утратой профессии. А жизнь – длинная дистанция. Чтобы стать заметным в нынешнем театре, надо все время работать больше других, успевать больше других, делать сверхусилия, к которым не многие готовы. Театр – место, где живешь все время на пределе сил. Многие приходят в профессию, не представляя себе ее сложностей. И поэтому такой большой отсев на первых курсах. Случайные люди у меня не задерживаются…
– Что вам труднее всего простить студентам?
– Непорядочность и предательство. Театр – дело коллективное, строится на взаимном доверии…
– Мне всегда казалось, что в актерской профессии, как ни в какой другой, важна человеческая составляющая. На сцене сразу видно: хороший человек играет или плохой, добрый или злой….
– Это только кажется, что мы на сцене закрыты характерностью, гримом, накладными животами. На самом деле это профессия исповедническая. Чем больше ты закрыт: ролью, мизансценой, гротескным обличьем персонажа, тем бесстыднее ты можешь обнажать душу.
– Студенты часто хотят походить на любимого педагога, и ваши не исключение.
– То, что многие из них на меня похожи, мне подражают, меня нисколько не пугает. Это нормальный период учебы. В начальные годы «Современника» Олегу Николаевичу Ефремову подражали и женщины, и мужчины. И это никому из них не помешало вырасти в крупных индивидуальностей. Художники часто начинают с подражания своему мастеру, чтобы, научившись, стать самостоятельными и уже ни на кого не похожими.
– Своих студентов с прошлого выпуска вы взяли в театр практически всем курсом. А войдут ли в труппу «Сатирикона» выпускники этого года?
– Прошлый выпуск был экспериментальным. Он специально набирался с прицелом под «Сатирикон». И в этом были свои плюсы и свои минусы. Я выбрал этих студентов для своего театра, а не они выбрали театр, о котором мечтали. Вполне возможно, что кто-нибудь из них предпочел бы другое место работы. Мне никто такого не говорил, но иногда мне кажется, что я что-то похожее читаю в их глазах. На этом курсе все будет по-другому. Я возьму в «Сатирикон» несколько человек. А остальные будут показываться в другие театры. Я уже звоню художественным руководителям, договариваюсь, что их посмотрят, они готовят показы. В общем, будет обычный путь трудоустройства, который так или иначе проходят все молодые актеры.
– Но сейчас не слишком благоприятное время для поступления в театр. Кризис диктует скорее сокращение штатов, чем прием новых людей…
– Время очень тяжелое. Зарплаты актеров стремительно сокращаются. И большинство руководителей сейчас пытаются удержаться на плаву с людьми, уже состоящими в штате. Скажем, мне, чтобы взять новых актеров в «Сатирикон», придется расстаться с кем-то из старых. Это процесс болезненный, но неизбежный. В театре необходима ротация лиц. Но пока я не придумаю роль для актера, я не могу пригласить его в труппу. Скажем, на этом курсе учится очень способный американец Один Байрон (у нас даже появилась единица измерения таланта: один байрон, пол-байрона и так далее). Он поступил сразу на второй курс, уже имея театральное образование, но желая учиться по системе Станиславского серьезному драматическому театру. С нуля выучил русский язык. Сейчас играет в выпускных спектаклях три главные роли, в том числе Гамлета. Вот я недавно придумал ему роль. Говорю: «Байрон, ты знаешь пьесу Островского «Не было ни гроша…».? – И он вдруг продолжает: «Да вдруг алтын». – Я там хочу предложить тебе роль, но для этого надо будет стать актером «Сатирикона». Так и не знаю, радует ли его эта перспектива или нет.
– В кризисное время особенно приятно, что все-таки находятся деньги на культуру. И сейчас вы со своими студентами уезжаете в Нью-Йорк…
– Это уже вторая наша поездка по приглашению Центра Михаила Барышникова. В прошлом году мы сыграли два курсовых спектакля: «Будущие летчики» и «Стравинский. Игры». «Будущие летчики» посвящены памяти нашего студента, который разбился в авиакатастрофе, и это первый из спектаклей курса (всего у нас к выпуску подготовлено десять постановок). В этот раз мы везем «Гамлета», «Горе от ума» и «Не все коту масленица» Островского, где я играю вместе со студентами. Для меня это приглашение – большая радость и гордость. Михаила Барышникова я видел на сцене много лет назад, и он навсегда остался для меня эталоном профессии. И вот десятилетия спустя довелось с ним познакомиться лично. Он приходил на оба наши показа. Но характерно, что для моих студентов его имя ничего не говорило. Другое поколение. Пришлось рассказывать: кто это, что это. Когда к нам пришла Джессика Ланж, студенты тоже остались с абсолютно холодным носом. Я все пытался им объяснить кто это. И наконец осенило: «Помните блондинку, которую держит в лапах Кинг-Конг?» Блондинку они помнили. То есть поездка в Нью-Йорк помогла им связать разорванные в их сознании пласты культуры.
– Проект называется «Школа Станиславского сегодня». А вы считаете себя актером, который работает по системе Станиславского?
– Мне кажется, да. Когда удается добиться результата, когда что-то получается сделать убедительно, правдиво, заразительно, – значит, ты играешь по системе. С моими студентами занимаются высокие профессионалы, многие годы работающие в Школе-студии: Алла Покровская, Марина Брусникина, Алла Сигалова и другие. Я считаю, что систему Станиславского не стоит понимать узко- догматически. Он занимался и сугубо техническими вещами в профессии. Но главное в его наследстве совсем другое. Вот Анатолий Смелянский (ректор Школы-студии МХАТ. – «НИ») в своей передаче красиво сформулировал: христианское оправдание лицедейства. Отношение к театру как к важнейшему делу духовного совершенствования. Эта позиция Станиславского для меня решает вопрос о взаимоотношениях православной церкви (которая иногда недоброжелательно подходит к актерской профессии) и занятиями театром.
– Ваши студенты много ездят не только за рубеж, но и по России. Скажите, а не может так получиться, что дальнейшая жизнь в каком-нибудь захудалом театре покажется им особенно безрадостной?
– Я им тогда в Нью-Йорке сказал, что, возможно, сейчас они переживают лучшие минуты своей жизни. Когда еще придет Барышников или Джессика Ланж, чтобы посмотреть их на сцене? Когда еще в зале будет сидеть профессиональная публика, которая придет посмотреть на артистов русской школы, выучеников системы Станиславского…
Справка «НИ»