Фильм Сола Дибба касается нескольких интригующих моментов жизни Джорджианы (Кира Найтли). Она была активной сторонницей партии вигов и на выборах 1784 года использовала нетривиальный агитационный прием – объявила, что поцелует каждого, кто проголосует за избрание лидера партии Чарлза Фокса в палату общин. Она ввела в моду высоченные прически и огромные шляпы, которые вынуждали своих обладательниц нагибаться перед дверными проемами и обходить свисающие с потолков свечные люстры, поскольку они превращали головы модниц в факелы. Она свела свою подругу Элизабет (Бесс) Фостер со своим мужем, и они много лет жили втроем. Она родила внебрачную дочь и была вынуждена отдать ее в семью любовника Чарлза Грея, впоследствии премьер-министра Англии, реформировавшего систему голосования в парламенте по принципу «один человек – один голос» и введшего в употребление чай с бергамотом «Эрл Грей», о чем в фильме не сказано ни слова, хотя кто-то из нынешних производителей этого чая мог бы вложиться в упоминание своего продукта хотя бы в финальных титрах картины, где говорится о дальнейшей судьбе персонажей. Еще более странно, что за кадром оставлены дружеские отношения герцогини Девонширской с французской королевой Марией-Антуанеттой.
Муж Джорджианы Кэвеншиш, за которого она была выдана в 17 лет (их свадьба описана в шеридановской «Школе злословия»), был, что называется, бирюк, который охотнее общался с собаками, чем с людьми, включая собственных детей. Для умной и общительной Джорджианы замужество без любви и без дружеских отношений с мужем было тягостным, и она пользовалась каждой возможностью выйти в свет, где и познакомилась с Греем. Фильм (в согласии с книгой Аманды Форман, по которой он поставлен) утверждает, что Джорджиана предпочла бы уйти от мужа к любовнику, но Кэвендиш пригрозил оставить их без средств к существованию и перекрыть Грею политическую карьеру. Угроза эта не кажется особенно серьезной, поскольку Грей не был беден, и притом ему покровительствовал глава правящей партии, но сцена объяснения между супругами по случаю ее измены становится одной из самых драматических в фильме. Столь же преувеличенно-драматической кажется линия, связанная с семейным треугольником, – узнав о связи супруга с Бесс, Джорджиана кричит, что он лишил ее подруги, хотя все выглядело так, что она сама, пригласив ее жить в своем доме и зная, что муж охоч до женщин, «подкладывает» Элизабет под герцога. Разъяренный скандалом герцог насилует жену, вследствие чего она приносит ему долгожданного сына, и он перестает требовать от нее исполнения супружеского долга.
Словом, авторы фильма всячески стремятся подчеркнуть неравное положение мужчин и женщин в XVIII веке, и для этого не только драматизируют события, но и слегка лукавят. Конечно, в Англии того времени царил патриархат, и женщины имели меньше прав, чем мужчины, но у состоятельных аристократок были средства облегчить семейную жизнь и без развода. Одним из таких способов был разъезд, которым не могли воспользоваться низы, так как он требовал затрат, но охотно пользовались верхи.
Мелодраматизация истории замыкает ее в семейном кругу. Выходы Джорджианы в свет иллюстративны, ее роль в политических событиях XVIII в. и в общественной жизни верхов толком не показана. Между тем ее молодость пришлась на эпоху Великой французской революции и борьбы Америки за независимость от Англии, и все эти исторические пертурбации живейшим образом отражались в Лондоне. В картине ничего не сообщается о пребывании Джорджианы и Бесс во Франции во время революции, хотя одно это могло дать материал для увлекательного киноромана. Александр Дюма-старший, знай он об этом, точно не упустил бы случай выдумать историю о том, как две английские аристократки пытались спасти французскую королевскую семью – пускай с тем же успехом, с каким четыре французских мушкетера спасали английского короля Карла I от Кромвеля.
Проблема в том, что английское кино, в отличие от американского и французского, склонно пренебрегать приключениями. Хотя история плаща и шпаги на политическом фоне с мелодраматически-суфражистскими вкраплениями в данном случае имела бы больше смысла и больший зрительский успех, чем семейная мелодрама с общественными элементами.