Диана Арбенина:

– А люди, между прочим, в большинстве своем проверяются не в серьезных вещах, а в бытовых. Можно быть героем, скакать с саблей наголо, но быть неспособным не злиться на родных, не ранить их, мыть посуду. Для меня это намного важнее и сложнее. Ведь сама по себе я очень вспыльчивый человек, нервный, и мне это в себе не нравится. Дорогого мне это стоит – адекватно, по-доброму общаться со своими близкими, и это, я считаю, подвиг. А прыгнуть с парашютом или выйти на концерт с загипсованной ногой – геройство сомнительное. Но я в состоянии защитить близких. Если нужно – ударю обидчика. Теперь даже есть чем (указывает на трость). Геройством было не потеряться в горах. Я недавно была в Норвегии. Захотелось побродить во фьордах – манил красивый северный ландшафт. Но зачем меня понесло в горы в ноябре, да еще и без проводника? Там и летом-то люди еле ползают по горам, потому что опасно. Разумеется, я заблудилась.

– Там – отвесные скалы, для которых нужна страховка, крепление или все же есть тропинки?

– Там есть основная тропа – так называемый трейл. А остальное весьма условно можно назвать тропинками. Например, иногда нужно было лезть через водопад, по обледенелым скалам. Трейл отмечают буквой Т на камнях и березах. Но когда темно, этих букв не видно. А фонарика у меня с собой не было. Как не было и палатки или хотя бы ножа. В общем, 4 часа вечера – стемнело. Ты стоишь и понимаешь, что сейчас доставишь массу хлопот всем, вызывая вертолет службы спасения. Я безрассудный человек, поэтому не стала этого делать, решила сама выкарабкиваться. Единственно, маме написала на следующее утро после спасения sms: «Мамочка, я тебя очень люблю и хочу сделать все, чтобы ты была счастливой». На что мама тут же мне ответила: «Что случилось?!» – ну, в общем, понеслось. Так вот, геройство там было именно в том, чтобы один на один с собой сохранить силу воли, не поддаться панике и понять, откуда ты пришел. Вокруг же все одинаковое, одна и та же картина: распадки, вода между ущельями, все запорошено снегом, а вокруг – туман, который спускается все ниже и ниже. Честно говоря, вспомнила Шерлока Холмса с собакой Баскервилей. В общем – кошмар.

– Да уж, поступок по-юношески безрассудный. Кстати, от чего зависит внутреннее ощущение возраста?

– Не знаю. Цепь дней и событий порождает определенное состояние. Я сейчас, например, старее, чем вчера, но моложе, чем завтра. Вот, объяснила (смеется). Сегодня мне одиннадцать. И это зависит от того, как я проснулась утром, как со мной поздоровалась моя собака. Например, сегодня, когда проснулась, увидела Робеспьюшу лежащим почему-то не на улице, а в доме, причем – на пледе, которым обычно я укрываюсь. Тут уж я почувствовала себя, мне кажется, года на три, судя по тому, с какой скоростью я к нему подбежала.

– Вы принимали участие в трибьюте и концерте, посвященном 25-летию группы «Наутилус Помпилиус». Кто был инициатором этой идеи?

– Не знаю, кто у них там инициатор, думаю – Бутусов, раз он согласился на это. Нас пригласили. И мы с радостью согласились. Решили петь две песни – «Колеса любви» и «Зверя». В российском роке эта группа для меня всегда – под номером один, это заноза. Ко всем остальным участникам проекта – группам, принявшим участие в записи пластинки, я отношусь по-разному: кого-то люблю больше, кого-то меньше. Но главное, что вся эта затея связана с «Наутилусом».

– Во времена, когда появился «Наутилус», квартирники были делом обычным. Нынче они не так популярны, но вы, тем не менее, не отказываетесь от них. Есть внутренняя потребность в такого рода выступлениях?

– Это уже традиция. А потребность – вопрос второго порядка. У нас есть, например, еще традиция играть во МХАТе имени Горького, и мне это нравится, несмотря на то, что площадка сама по себе тяжелая. А что касается квартирников, то в них мне импонирует идея абсолютного бессеребреничества. Шапки по кругу, нищета музыкантская, это все заскорузло выглядит. В нашем случае квартирник происходит в небольшом клубе, а называется так, потому что это довольно интимный процесс – там собираются не случайные люди.

– Оглядываясь назад: каким был для вас этот год?

– Рабочим. Очень жалко Бачинского – год для меня начался, конечно, с его гибели. Обычно я уезжаю в январе. Кстати, вернувшись в Россию, я села в машину и сразу почему-то спросила: кто умер?.. Что касается людей, которых унес этот год, то все было достаточно тяжело и травматично. Но у меня лично акценты были расставлены на работе – ее было очень много. Тяжелее всего было возобновлять акустику – парни же привыкли вламывать, рок такой давать. Но мы собрались и сыграли эту непростую программу. Не могу сказать, что тяжелая работа это плохо. Я могла бы еще больше работать, я не устала. Единственное, конечно, эта ерунда с ногой: зато теперь, может быть, буду больше ценить свое здоровье. Мама, эти слова для тебя.

– Вы же собирались перевезти маму с семьей в свой дом, чтобы она следила за дочерью?

– Нет, просто хотелось бы, чтобы они переехали поближе. Я довольно взрослая дочь, но, несмотря на мое шелопутство, хочу, чтобы родители ближе были. В связи с этим кризисом, который пока у всех больше в голове, нежели в реальности, не знаю, получится ли теперь.

– Как думаете, какие перемены ожидают наше общество вообще и музыку в частности в связи с кризисом?

– Мне кажется, что, во-первых, возрастет интерес к рок-музыке – все равно это своеобразная революция. Во-вторых, на шелуху и дешевку спрос станет меньше в связи с тем, что у народа будет меньше денег, и ему придется думать, куда ходить, за что платить. И, разумеется, возрастет интеллектуальный уровень людей. Очень на это надеюсь. Понятно, что не обойдется без мародерства, спекуляций на теме сокращений и увольнений. Но я не боюсь того, что у меня лично станет меньше денег, потому что еще прекрасно помню 1993 год: коммунальные квартиры и совершенно счастливое время, когда практически не было денег на еду, но чувствовала я себя при этом прекрасно. А сейчас я открываю с утра холодильник и спрашиваю себя: «Зачем ты купила два пакета молока?» Теперь я буду покупать все-таки один. Когда процесс потребления был непомерно велик и не соответствовал запросам организма и души, безусловно, была зажратость. А теперь, мне кажется, эти изменения заставят народ перейти с фуа-гра на гречку. Жировать не надо, это ни к чему хорошему обычно не приводит. Причем, я не думаю, что обвал будет серьезным. А даже если и будет – я воспринимаю это как должное. Чем холоднее, тем здоровее мозги.