– Правда ли, что в день рождения вы всегда уезжаете из Москвы?
– Абсолютная правда. Ну это же просто невозможно оставаться в это время дома! Сплошные звонки целый день – можно просто и не выдержать.
– Но ведь это же приятно…
– Конечно, приятно. Но, понимаете, и жить же как-то надо…
– Вы всю жизнь живете в Москве…
– Не совсем так. Часть жизни – и совсем немалая – прошла в Ленинграде. Это был очень важный период моей жизни, когда я уехал туда по приглашению Иосифа Хейфица…
– …самого Хейфица!..
– Да, и дело тут еще и в том, почему я вообще покинул Москву. Сниматься в кино тогда, в 1950-е, было пределом мечтаний, самым желанным, что только могло быть. Это ведь сейчас – сериалы и все вокруг звезды, а тогда кино было чем-то совершенно невероятным. Ну а потом была же еще и статья «враг народа», которая касалась многих моих родственников, так что я даже не имел московской прописки – и отъезд в Ленинград был в каком-то смысле выходом из ситуации, спасением…
– Но любите-то больше Москву?
– Конечно, Москву. Я же и родился в Москве, во мхатовском дворике. Сейчас-то он закрыт воротами, а когда-то мы все – дети артистов и вообще людей, служивших во МХАТе, – там играли просто потому, что жили в доме, который находился рядом, чуть позади. Мы видели, как привозят декорации, бегали на все спектакли, я еще помню ту – совершенно уникальную – «Синюю птицу». В свое время очень хвалили советско-американский фильм по сказке Метерлинка, но это уже было не то. И вот в этом доме, у МХАТа, у моих родителей была небольшая комнатка, там складывали порой декорации, на которых я, собственно говоря, и вырос. А во дворе собирались взрослые, обсуждали всякие события и новости, за общим столом устраивались чаепития… А по выходным родители брали детей за руку и шли гулять до самой Тверской.
– Так это же рядом, метров сто максимум…
– Да, но мы-то это поняли потом, а тогда – вы не забывайте, что мы же были детьми – нам этот маршрут представлялся такой, знаете ли, большой прогулкой.
– И что же, во дворике и Станиславский появлялся?
– Мне кажется, что я его видел, так же, как и Немировича-Данченко, но вот так уж точно не могу сказать. Это так же, как с Михаилом Булгаковым, который бывал у нас дома со своим пасынком. Я с ним играл, а Михаил Афанасьевич, наверное, в это время разговаривал о чем-то с моим отчимом – Виктором Ардовым. Кого я помню очень хорошо из мхатовцев первого поколения – так это Качалова, Москвина, Тарханова. И, разумеется, моего дядю Николая Баталова, хотя он уже был очень болен и большую часть времени проводил не на сцене, а на даче.
– А вы ведь тоже начинали во МХАТе?
– Я играл только в студенческих спектаклях, в том числе и со «стариками».
– Ностальгируете по тому времени?
– Время это было страшное. Потому что это было сталинское время. Мы тоже с мамой были в ссылке некоторое время, в годы войны. Ну, а студенческая пора – это, конечно, особенный период. Тем более если учесть, какие у нас были педагоги... Например, княгиня Оболенская, которая преподавала нам манеры.
– Не жалеете, что не стали артистом МХАТа?
– Так уж жизнь сложилась.
– Сегодняшний МХАТ вам нравится?
– Их много сегодня…
– А какой нравится больше всего?
– МХАТ очень изменился, стал совсем другим, не таким, каким он был в пору моей молодости. Но в театр, которым руководит Олег Табаков, публика идет очень активно. И это весьма важно, потому что можно сколько угодно ругать театр, критиковать, но то, что зритель в театре есть, – это самое главное.
– Вы дружили с Раневской…
– Дружил – сказать, конечно же, громко. Фаина Георгиевна вообще мало с кем дружила. Дружила с Анной Андреевной Ахматовой – да. А так как Анна Андреевна, приезжая в Москву, останавливалась всегда у нас дома, то мы и познакомились.
– Лидия Чуковская в своих воспоминаниях об Ахматовой писала, что Анне Андреевне не стоило общаться с Раневской, не доверяла Фаине Георгиевне…
– Ахматова и Раневская познакомились в эвакуации, в Алма-Ате, и их связывали очень теплые и даже доверительные отношения. Они обе нежно любили Пушкина… И еще к Анне Андреевне приходила Надежда Мандельштам – вдова Осипа Эмильевича. Она была очень строгим, знаете ли, человеком. А я помню, как арестовали самого Мандельштама. Он жил над нами, и во время ареста у него дома была Анна Андреевна, она спустилась к нам и рассказала, как все было. Страшное было время.
– Почему вы почти не снимаетесь сегодня?
– Я совсем не снимаюсь уже 30 лет.
– Как же?.. Недавно же был римейк «Карнавальной ночи»…
– Ну, это так, своеобразная такая роль… Не снимаюсь, потому что нет интересного материала, нет сценария интересного... А, потом, надо же иметь много времени свободного, а я преподаю каждый день, домой приезжаю в 11 вечера или еще позже. Хорошо, что хоть машина есть.
– И сами за рулем?
– Всю жизнь сам. Кстати, свою первую машину я купил на деньги, которые мне дала Ахматова – дала на то, чтобы я мог одеться, ну а мне-то хотелось больше всего на свете иметь машину. Потом все думал – как я Анне Андреевне признаюсь. Но все обошлось, и мы потом вместе на этой машине катались.
– Во ВГИКе студенты перспективные есть?
– Конечно, и очень много!
– Выходит, что на досуг совсем времени не остается?
– Вечерами только – и то не всегда. Иногда гуляю по старым любимым местам или же едем на дачу всей семьей. Скучать, во всяком случае, никогда не приходится. Просто некогда скучать.