Идеалы и интересы

До сих пор не имевшая внятной идеологии «Единая Россия» собирается наконец обрести ее. Выразителем этой идеологии, духовным лидером партии посмертно назначен вряд ли когда-нибудь помышлявший о такой чести Александр Исаевич Солженицын. На роль духовного пастыря нации – да, Солженицын, наверное, претендовал, понимая масштаб своей личности. Но на роль идеолога партии власти или какого иного политического сообщества… Это даже представить себе невозможно. Ну, хотя бы потому, что в своих политических воззрениях (не в политике – ею он никогда не занимался, до конца дней был писателем, и только) Солженицын для всех был чужим. Либералы видели в нем ретрограда, коммунисты – лютого врага, всевозможные радикалы – соглашателя.

Не был он «своим» и для власти. Ни для той, что явилась на смену советской, ни для нынешней. Бурно приветствовав возвращение Солженицына из Вермонта, ельцинская элита скорее всех и разочаровалась в нем. Своими проповедями духовного «самостояния нации», неприятием западных ценностей, критикой новых порядков писатель пришелся не ко двору. В свою очередь, и Солженицын, приглядевшись к фигурам, олицетворявшим власть в Москве и провинции, с горечью констатировал, что, вопреки его надеждам и чаяниям, новые российские правители – прямые наследники советских вождей: все тот же цинизм, презрение к народу, корыстолюбие. А, глядя на перемены в обществе, вчерашний вермонтец с ужасом увидел, как бурно пошли в рост побеги всего того, что отвращало его от Америки: культ денег, холодный прагматизм, тяга к материальным удовольствиям.

Но и в путинскую эпоху Солженицын не сделался проповедником официальной идеологии. На его авторитетное мнение власть ссылалась исключительно лишь тогда, когда это мнение совпадало с «генеральной линией» (например, Александр Исаевич, как и российское руководство, был решительно не согласен с украинской трактовкой голодомора) и поддавалось использованию для решения конъюнктурных задач. А чаще всего его просто не замечали. И вот партия власти вдруг нашла в нем единомышленника. В ходе недавно прошедшего заседания трех ее дискуссионных клубов выяснилось, что «Единая Россия» придерживается «тех традиций консерватизма, которые заложил Солженицын». Писатель оказался близок этой партии еще тем, что был «сторонником концепции сильной, но не либеральной России». Действительно, так. Но уж коли Солженицына принялись разбирать на цитаты (не только в «Единой России» – во многих партийных штабах), отчего бы не процитировать, к примеру, и вот что: «Принцип партийности уже подавляет личность и роль ее, всякая партия есть упрощение и огрубление личности. У человека – взгляды, а у партии – идеология». Сомневаюсь, однако, что какой-либо партии нужен «такой» Солженицын.

Будто проснувшись, вспомнили о Солженицыне и организаторы нашумевшего телепроекта «Имя России», запоздало включив имя нобелевского лауреата в список номинантов на звание национального героя всех времен. (Первоначальное лидерство Сталина и Ленина в виртуальном состязании на приз зрительских симпатий было скандально неприличным.) Ну вот, теперь этот список облагорожен. Одно время, если кто еще помнит, Александр Исаевич и сам появлялся на ТВ. В 1995 году один из центральных телеканалов предоставил ему еженедельный эфир. Солженицын говорил с экрана обо всем, что его задевало, остро тревожило в современной России. Это чем-то напоминало воскресную проповедь. После нескольких выпусков передачу закрыли из-за низкого рейтинга. Передача и впрямь была «не нашего времени случай» и подчас вызывала чувство неловкости за писателя, мечущего бисер перед телеаудиторией, вовсе не расположенной внимать его наставлениям. «Такое ощущение, что Солженицын говорит для какого-то выдуманного оппонента». «Может, эти проповеди были актуальны и интересны в 88–89 годах, но в 1995-м это выглядит просто скучно». «Он не защищает свою аудиторию, не обличает власть, и вообще в его поведении не заметно ни разума, ни благородства». Это – часть откликов на телевыступления Солженицына, опубликованных в сентябре 1995 года одной из газет.

Солженицына слушали, но не слышали. Когда будущее страны связывают исключительно с развитием нанотехнологий, вступлением России в ВТО или рациональным расходованием Стабфонда, когда у кого-то в ходу лишь такой тип государственного мышления, мудрено услышать голос, призывающий к «сбережению народа».

С Александром Исаевичем, переживавшим мучительный разлад с современностью, неутомимо искавшим для России какой-то «третий путь», не все соглашались. Но не все и отваживались ему возражать. Теперь же политики разных мастей пытаются установить с ним идеологический консенсус. Каждой партии нужен «свой» Солженицын. Либералам – ниспровергатель тоталитарных устоев и яростный враг сталинизма. Консерваторам – сторонник сильного государства, в основе которого сильная власть. Патриотам-почвенникам – глашатай русской общинности и соборности, не приемлеющий ничего чужого, заемного. В духовном наследии Солженицына – общемировом, не поддающемся партийной приватизации – каждое политическое сообщество пытается найти только то, что ищет. И, несомненно, найдет. Консенсус с крупнейшим писателем XX столетия, последним русским классиком формально будет установлен. А различие между ним и его объявившимися «наследниками» все равно останется. Оно в том, что Александра Исаевича Солженицына вели по жизни идеалы, а не интересы.



Автор – публицист, политический обозреватель