– Антон, вы прежде всего радийный ведущий или телевизионный? Что больше нравится?
– Очень сложно сравнивать. Вроде бы это и похожие истории, но и очень сильно отличаются друг от друга. Я ведь и на радио, и на телевидении работаю достаточно долго. Причем это все происходит параллельно. Свои минусы и свои плюсы есть как на радио, так и на телевидении. На радио можно не побриться, можно сонным прийти, и твой помятый вид никто не увидит. Зато на телевидении проще отыграть какую-нибудь эмоцию или реакцию. Можно отыграть жестом, можно мимикой, а на радио это невозможно сделать. С другой стороны, когда человек слушает, но не видит другого человека, у него обостряется слух. Он больше внимания отдает аудио, отдает предпочтение интонациям. На радио можно круче обыгрывать новости, информацию, а на телевидении этого не сделаешь, там много отвлекающих факторов.
– Кто вам интересен на нашем радио и на ТВ?
– О, это трудно сказать… На радио вообще не знаю. Я, как правило, слушаю музыку на дисках. А на телевидении Ваня Ургант мне нравится. Но не только. Есть отдельные программы, которые мне интересны. Из последних реально понравившихся программ – «Прожектор Пэрис Хилтон». Собрались четыре человека с отличным чувством юмора, с отличной реакцией. Но главное в том, что юмор в этой программе близок к тому юмору, который я сам люблю. Когда мы собираемся с компанией, идут примерно такие же разговоры, когда один цепляется за реплику другого, и получается смешно.
– Наше радио и ТВ отличаются от западного?
– Когда я бываю за границей, то радио слушаю мало. А если и слушаю, то как-то не впечатляет. Ну а если брать телевидение, то много есть интересных проектов. Но наше телевидение точно не хуже.
– Но что-то возмущает?
– Возмущает?.. Пожалуй, да – возмущает. Возмущают программы, которые постоянно показывают трупы, аварии, убийства. И эта тема смакуется. Если говорят об убийстве, то обязательно надо показать, что вот, мол, она – отрезанная голова – лежит, а вот вам и лужа крови, а вот у той самой отрезанной головы один глаз открыт, другой закрыт, а язык вывалился. Смотрите же!.. Мне кажется, этого делать нельзя. Ну а феномен «Дома-2»?.. Я не понимаю. Я думаю, что как только все, кто смотрит «Дом-2», побывают внутри, эта программа закончится. Но это не скоро случится. Это просто отвратительно, потому что эту программу смотрит много молодежи. А у нас в стране так заведено, что то, что говорят по телевизору, – это правда. Так было в Советском Союзе, и так до сих пор. А поэтому дети смотрят «Дом-2» и думают, что вот именно так и должны строиться отношения между мужчинами и женщинами. Я попадал на эту передачу, задерживался там всего лишь на 5–7 минут, но этого было достаточно, чтобы сказать – не дай Бог такие отношения будут между мужчинами и женщинами. Девочки – неврастенички, мальчики – да просто быдло.
– Надо, наверное, цензуру ввести?
– Ну, она есть. Своеобразная. Потому что цензура в развлекательных программах строится несколько по другим механизмам, нежели в новостных. И я очень рад, что работаю в развлекательном сегменте. У меня есть свои критерии, по которым я оцениваю, что можно говорить, а что нет. Нельзя смеяться над смертью, над больными людьми, я лично не буду никогда высмеивать религию. То есть нельзя высмеивать то, что людьми воспринимается крайне болезненно.
– Вы считаете, что советское ТВ и радио были профессиональнее? Чем они вообще отличаются?
– Спасибо за этот вопрос. Всю жизнь думал, что выгляжу несколько моложе… Главное – это то, что советского телевидения было намного меньше. Тогда лишь одна строчка в программе со словом «мультфильмы» – и уже было несколько минут счастья. А сейчас есть каналы, которые показывают только мультфильмы. Когда телевидения было мало, человек мог посвятить себя чему-то другому. И еще: когда я смотрел советское телевидение, я тогда не оценивал, да и не мог просто оценить его с профессиональной точки зрения.
– Вы по профессии и вовсе технарь. Сопромат еще помните? В жизни помогает?
– Сопромат помогает общению с девушками. Известная истина: сдал сопромат – можешь жениться. Известно и то, что все называют сопромат самой страшной на свете дисциплиной. На мой взгляд, это вовсе не так. Вставишь в речь несколько терминов, и за умного сразу сойдешь. Девушка смотрит на тебя и думает: какой же он все-таки умный. Техническое образование структурирует. Мне кажется, что оно вообще очень хороший фундамент для любой профессии. А не только с девушками знакомиться.
– Ну, у вас-то от них, я думаю, отбоя нет. Как спасаетесь?
– Только бегством. И тут мне помогают маленькие габариты и моя баскетбольная подготовка. Забегаешь в метро, просишь кого-нибудь поставить заслончик – и все.
– Как же вы с вашим – извините – не самым исполинским ростом в баскетбол играете?
– Сейчас я играю очень редко – несколько раз в год. Я же в команду еще в школе попал. Потом меня в институте приглашали потренироваться. Я выходил на пять минут подменить основного игрока. В амплуа карлика. Тогда много всего было – и КВН, и учеба даже, но оставалось время и на баскетбол. И это помогло, потому что теперь, когда я стою рядом с высокими людьми, я не комплексую. На баскетбольной же площадке крайне редко бывали игроки меньше меня ростом. Но я брал другим – у меня были скорость, прыгучесть, видение поля.
– Наверное, ваша великолепная физическая форма – это не только спорт, но еще и заслуга строгого режима. Вот как быть постоянно таким бодрым, активным, живым?
– Хожу, конечно же, в фитнес-клуб. Но это не увлечение, это просто для здоровья, для поддержания формы. Я не испытываю никакого удовольствия, когда штангу выжимаю или когда на беговой дорожке бегаю. Ну а так – психоделики, амфетамины… Шучу, конечно! На самом деле сам не знаю, почему бодрый, активный и живой. По жизненному ритму я вообще-то «сова», но при этом восемь лет отработал в очень раннем эфире, вставал в 5.30 утра. Сейчас поднимаюсь в восемь, что для меня убийственно тяжело. И не могу понять, как я продержался столько лет. По этому поводу строю себе сейчас памятник. Ваяю снизу, как Гауди свой собор, дошел уже до щиколотки. Надеюсь, мне понадобится чуть меньше, чем 150 лет.
– Это ваше хобби такое – памятники себе ваять?
– Не только это, я еще и путешествовать люблю. Побывал во многих странах – в Европе, в Америке, даже в Юго-Восточной Азии был. А вообще-то на хобби времени нет. Я же еще и сына воспитываю. С женой, правда.
– Он по вашим стопам пойдет? Кем станет?
– Я надеюсь, что он станет гетеросексуальным мужчиной. Более того, к этому уже есть все предпосылки. Мы вот недавно отдыхали, так он заигрывал со всеми девочками, девушками и женщинами в возрасте от 4 до 40 лет. Остальные особы женского пола ему тоже интересны. Но просто до четырех лет они еще какие-то маленькие. А после сорока – так это уже что-то не то.
– А сыну-то сколько?
– Год и 9 месяцев… Ну а если серьезно, то надо еще посмотреть, к чему он будет расположен, когда вырастет. Сейчас надо следить за тем, чтобы он не начал пить, курить – сейчас ведь, ого-го, как быстро все вокруг взрослеют. Надеюсь, конечно, что он станет талантливым мальчиком. Кстати, просто талантливым быть мало, надо, чтобы этот талант был еще и востребован.
– Вы востребованы на радио, на телевидении. Может, пора уже и в кино сняться?
– Когда поступают предложения, я их рассматриваю. Пока ни одно предложение ни во что не вылилось. Это организационно очень сложно. У меня же каждый день эфиры, а съемки в кино – это всегда много дней подряд.
– А видели в последнее время что-нибудь интересное в кино?
– Я в кино хожу редко. Некогда. Смотрю только на дисках. И даже не могу вспомнить, что же мне запомнилось.
– А влюбиться в Ольгу Шелест не хотелось?
– Так был же момент, когда я в нее влюбился. Но потом разлюбил… А потом она в меня влюбилась. Потом я опять. Один раз даже было, что всего полдня прошло между тем, как я ее разлюбил, а она меня полюбила.
– Вас еще, говорят, и геи любят. Во всяком случае, считают своим. Их лобби на нашем ТВ активно?
– Шутка на КВН была: на телевидении либо евреи, либо геи. Хотя для меня загадка, откуда их столько сейчас повылезало всяких разных. Их вроде раньше вовсе не было. По статистике, гомосексуалистов около 6–7%. Но вот то, что в творческих профессиях их достаточно много, – это, пожалуй, правда. Но это не только сейчас и не только у нас – это везде. Почему они меня считают своим? Не знаю. У меня просто такие манеры – они меня самого бесят иногда. Манеры ну до того интеллигентные, что аж жуть!.. А еще и внешность правильная – спасибо родителям. Да и на телевидении же работаю, так что… Но я думал – да, честное слово, думал – ну как же тут быть, ну, чтоб они меня за своего не признавали, хотел уже усы отпустить, харкать везде, девок портить постоянно… Может, тогда все нормально будет?
– И это при том, что именно вас называли самым стильным ведущим. Каков, кстати, ваш стиль?
– Самый стильный сегодня – Сергей Зверев. У него есть стиль. Правда, немного странный… А я не люблю вешать ярлыки на себя. Мне нравится спортивный casual – майки, джинсы, иногда пиджак. Сейчас пиджак все чаще надеваю – все-таки старею, надо чуть теплее одеваться.
– Ну, сейчас-то тепло…
– Лето мне нравится – когда тепло, когда солнышко. Хочется пойти позагорать на пляже…
– Тогда последний вопрос: как вам слава, что она для вас?
– Слава? Та, которая певица? Очень фигуристая девушка… Ну а кроме шуток – сложно самому оценивать. Это можно с алкоголиком сравнить. Он никогда не признается в том, что он алкоголик. Кто-то из известных сказал, что, когда он стал известным, поменялось не его отношение к людям, а их отношение к нему. Тебя уже по-другому рассматривают, а не ты – кого-то. Ты идешь уставший, кто-то тебя окликнул. Ты ему говоришь «привет» и побрел дальше. А он: «Ну, понятно, зазвездился». Меня звездная болезнь обошла стороной. У меня не было той самой ступеньки, когда говорят – проснулся знаменитым. Я плавно к этому шел.
– А на улице как быть?
– Там шифруюсь. Хотя все равно узнают. Я как-то шел, кепка надвинута, воротник поднят, темные очки. И вот две девочки, что ехали мимо меня в автобусе, узнали меня и начали тыкать пальцами. Контакт визуальный был всего-то 2–3 секунды, но они успели меня узнать. Вот такой я классный. По мнению девочек-школьниц младших классов…
| СПРАВКА
|