– Как вы восприняли присуждение вашему театру «специального внимания жюри» на самой престижной Европейской театральной премии?
– Когда мы играли в Москве в Центре имени Мейерхольда, нашим актерам открыли тамошние гримерки. И вот один артист толкает дверь, а там за дверью – душ, туалет, биде. Все сверкает. Он захлопнул дверь и сказал: «Не надо привыкать!!!» По поводу европейской премии мне тоже кажется: не стоит привыкать. Нам как-то больше нравится работать.
– Вам дали премию с формулировкой «за мужественное сопротивление гнету белорусских властей». И ваш театр воспринимают как преимущественно политический театр. Действительно ли политика кажется вам единственным делом для театрального коллектива?
– Представьте себе одинокую женщину, которую ежедневно бьет и насилует ее сосед. Все триста шестьдесят пять дней в году. Вот она хочет подлечиться, приходит к психотерапевту и рассказывает ему о своей жизни. О скатерти, которую сама вышила, о своем умершем коте, о тысяче мелочей. Но не говорит о главном: о соседе, который ее избивает. Девяносто девять и девять десятых процента театров говорят о чем угодно: о прекрасных цветах, о высокой любви. Но не говорят о политике, которая нас бьет по голове все триста шестьдесят пять дней в году. Причем бьет все сильнее и сильнее. Театры боятся говорить о политике. Потому что как только мы начинаем говорить о политике, мы становимся уязвимыми. Если сейчас греческий театр Vassiliko, где мы с вами находимся, решит поставить спектакль о политических проблемах Греции, то сюда на следующий день придет министр культуры Греции и поинтересуется бюджетом театра. Пример Vassiliko я выбрал для наглядности. Мы в лучшем положении, чем 99,9% театров, потому что мы не получаем ни от кого никаких денег. И можем говорить то, что мы думаем.
– Какие у вас сейчас новые работы?
– Мы начали проект с двенадцатью приглашенными драматургами разных стран: одиннадцать из Европы и один из США. Когда мы собрались, то выяснилось, что никто из нас ни черта не знает о соседе. Мы понятия не имели, скажем, какая главная проблема в Румынии. Румыны ничего не знали о Польше. Латыши не знают об эстонцах, эстонцы о белорусах. Все вместе не знаем о том, что происходит в сегодняшней России. В итоге получился проект, который – я уверен – будет безумно нравиться зрителям. Потому что для них это своего рода учебник новой политической географии. И он будет вызывать ярость госчиновников любого ранга, поскольку важнейшие политические проблемы здесь становятся достоянием простых зрителей. Они переходят из парламентских обсуждений и газетных полос в широкие массы. И начинаются массово обсуждаться. Эта политика нам очень интересна. Хотя заниматься таким театром опасно. Есть очень большой шанс остаться без финансирования. И тогда заняться безопасными постановками, скажем, Шекспира и Чехова.
– Как вам кажется, чем обусловлен столь острый интерес к вам европейского зрителя?
– В Белоруссии сегодня сохраняется последний диктаторский режим в Европе. Как только он исчезнет, мы все окажемся в новом мире. Мы все – впервые в мировой истории – окажемся на континенте, который живет без диктатуры. Мне бы хотелось увидеть эту новую реальность.