Певец Михаил Шуфутинский

– Михаил Захарович, для многих жанр шансона стал олицетворением криминальной, блатной жизни. А для вас?

– Шансон – это стариннейшая вещь. Однажды с Игорем Зубковым – это композитор, мой товарищ и музыкальный партнер – готовили для одной радиостанции передачу о шансоне. Перерыли массу литературы и нашли книгу в библиотеке Московской консерватории, которая была написана по-французски. Книга называлась «500 лет шансона». Причем выпущена она была в 1901 году. Вы понимаете? То есть шансон – это древнейшее искусство, которое идет от трубадуров, бродячих музыкантов. Когда в 1990 году я вернулся в Советский Союз, то просто пел эмигрантские песни, которые исполнял и раньше. И вдруг увидел, что жанр этот здесь становится невероятно востребованным – среди таксистов, владельцев палаток и торговых точек, на рынкax.
Среди людей – нормальных, работящих, простых людей – эта музыка стала очень популярной. Но при этом та самая «малина», которая была раньше за решеткой, в 90-е как раз и расцвела буйным цветом по всей стране. Появилась куча артистов, которые сознательно эксплуатировали этот жанр, поворачивая его в сторону «блатняка». Я не являюсь поклонником блатной, воровской жизни. Я, в общем-то, нормальный, образованный человек. Я не люблю всю эту «малину» как стиль жизни. И поэтому не люблю песни, которые это восхваляют. Хотя я тоже пел «Люблю гулять я в нашем ресторане». Но там нет ничего такого – ножей и пистолетов. Это после произошла подмена. И думающие люди на это тоже отреагировали.

– Критику в свой адрес болезненно воспринимаете?

– Нет. Я, прожив в Америке значительную часть времени, привык жить собственным умом. То, что мне не понравится, меня делать никто не заставит. И даже если мне что-то нравится делать, но мне за это не платят, я все равно буду продолжать делать. Потому что мне так хочется. Я уже взрослый дедушка, и мне уже не так важно, кто что скажет. Важно самому чувствовать себя удовлетворенным. Тем более в российском шоу-бизнесе, который, как мы знаем, весьма специфичен. С появлением больших денег у людей здесь появляются совершенно другие мысли. И они думают не о том, чтобы хорошо звучало, а сколько с этого проекта можно сорвать «бабла». Но если ты прекращаешь обращать внимание на творчество и занимаешься коммерцией, то творчество твое страдает. Помню, в Америке сам видел такую картину. Записывают в студии музыку для кино. Стоят экраны, бегут кадры, строки. И вот вижу, как дирижер Майк Пост останавливает по нескольку раз процесс, начинает записывать снова. Тут к нему подходит гораздо моложе его человек, инвестор или продюсер, и говорит: «Что ты здесь пытаешься доказать? Ну-ка давай быстренько заканчивай запись и переходи к другой.» Но! Они вменяемые, им можно доказать. Дирижер начинает объяснять, что для успеха этого фильма нужно очень хорошо эту сцену записать. Продюсер выслушивает аргументы и соглашается. Здесь же, в России, объяснять бесполезно.

– Правда ли, что, являясь одним из ведущих артистов русского шансона, вы экспериментировали и с рэпом?

– Да, было дело. Я спел пару песен, где ритмическая фактура была приближена к рэпу. Дело в том, что мой младший сын, пока он еще учился в школе, к этой музыке пристрастился. Они с ребятами играли ее так, что аж дух захватывалo! У нас весь дом был уставлен колонками. А я люблю эту музыку. Я могу слушать Эминема, и мне это нравится. А многие говорят: «Что это за ужас такой?!» Я могу не соглашаться с его лексикой, но головой и сердцем понимаю, что это именно то, что он хотел сказать.

– Часто ли выступаете на корпоративах?

– Я даю около 140 концертов в год. Корпоративных концертов больше, чем «кассовых», хотя, если бы я задался целью, мог бы только «кассовые», афишные концерты играть. Но экономически это менее выгодно и часто непросто технически. Корпоративные концерты – да, это очень удобно. Никто не торгуется с тобой, каким классом ты полетишь, в какой гостинице будешь жить и сколько человек музыкантов ты привезешь. Как правило, они понимают, что артисту нужно обеспечить «домашние» условия, раз он согласился приехать к тебе на день рождения и спеть специально для тебя. Знаете, иногда человек приглашает меня на свой юбилей выступать, а ему исполнилось 35 лет. Когда я вернулся в Советский Союз из Америки, ему, значит, было 17. Ну, казалось бы, зачем я ему нужен? Сколько вокруг модных артистов, более приближенных к нему по возрасту. А он зовет меня. Вот это меня очень греет! Но если он хочет меня на свой юбилей, он понимает, что должен заплатить достаточную сумму. Однако он получит то, что хочет, и я его не разочарую, как бы ни тяжело мне было вставать в пять утра, ехать в «Домодедово» и лететь к нему, кое-как поспав. Я, как артист, принадлежу ему в этот момент, и меня это тоже радует.
На Западе такая практика распространена. Уитни Хьюстон выступала у принца Альберта на дне рождения. Да и здесь, в России, и Лайза Миннелли, и Хулио Иглесиас, и Рикки Мартин поют на заказных концертах. Однажды я выступал на свадьбе одного известного человека в Москве. Я пел, потом еще некоторые наши артисты, а затем приехал Рикки Мартин с полным своим оркестром, медная группа – человек двенадцать. И пел 45 минут. Я много раз выступал с Тото Кутуньо, с Gipsy Kings в Москве, в Новосибирске, в Лондоне, в Ницце… Но вот с «афишными» концертами бывает сложнее.

– Почему?

– Организаторы начинают мудрить, хитрить, стараются где-то ущемить, сэкономить. Я вот выступал в Барнауле – местные организаторы взяли кинотеатр, потому что там больше мест – где-то полторы тысячи. Так вот когда я зашел за экран, вниз спустился, как в подвал, в помещение, которое выделили мне под импровизированную гримерку, то ужаснулся. Там дует со всех сторон, нет никаких условий. А чтобы пойти, извините, в туалет, нужно через весь зал подняться наверх. Я спрашиваю: «Ну, как вы так могли?!» Они стушевались: «Ну, мы все сделаем, ведро вам принесем». И это 2008 год! Смешно. Или вот, помню, приехал в Кишинев. Чудесный город. Меня всегда там принимают хорошо! Организаторы – чудесные люди. Хороший зал, в отличие от Барнаула, у меня «виповская» гримерка. Туалет возле гримерки, но… там нет круга на унитазе! Не одно, так другое! (Смеется) Я зашел с другой стороны, где женские гримерные для балета моего – там то же самое. Я говорю: «Ребята, вот я принципиально не пойду на сцену, пока вы чего-нибудь не придумаете». Так они пошли в казино, которое располагалось с другой стороны театра, там отвинтили втихую в туалете круги и притащили сюда. Представляете?!
Мы живем в такое время, когда в космос летаем, по телефону с другим концом света разговариваем, по Интернету находим что угодно, а вот круга все равно нет! Но я выступаю перед людьми при любых условиях. Потому что я вижу этих людей в зале, они пришли ко мне, а не отпраздновать свой день рождения или юбилей компании, или увеличение продаж в шесть раз. Они пришли услышать меня. И я им пою, как в первый раз. Потому что чувствую, как музыкальная и эмоциональная волна идет к ним и как их энергия идет ко мне обратно. Это волшебство! И я как вампир, ненасытный, впитываю эту энергию. Мне это нравится. Я завожусь! Это главная часть моей жизни.

СПРАВКА

Певец Михаил ШУФУТИНСКИЙ родился 13 апреля 1948 года в Москве. Окончил музыкальную школу по классу баяна и Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова по специальности «Дирижер-хоровик». Играл в составе различных ансамблей в ресторанах «Варшава», «Метрополь». Аккомпанировал вокально-комедийному дуэту Александра Шурова и Николая Рыкунина. В 1971 году вместе с несколькими друзьями переехал в Магадан. Вернувшись в Москву в 1974 году, некоторое время работал пианистом в ансамбле «Аккорд», затем – руководителем вокально-инструментального ансамбля «Лейся, песня», репертуар которого состоял в основном из песен Вячеслава Добрынина. В 1981 году эмигрировал с семьей сначала в Израиль, а затем в США. Выступая в ресторанах, стал едва ли не самым высокооплачиваемым русским артистом в Америке. Вместе с собственным оркестром «Атаман бэнд» в 1989 году записал дебютный альбом «Побег». Впервые после эмиграции гастролировал по России летом 1990 года. С тех пор записал около трех десятков альбомов. Сейчас, хотя его семья живет в Лос-Анджелесе, большую часть года проводит в Москве. У его старшего сына Дэвида в Москве звукорежиссерская студия.