Звезда балета Владимир Малахов

– А директорство – это трудно?

– Нельзя сказать, что легко. Но я видел, как работали другие директора, и что-то для себя взял от них: как сделать репертуар, как организовать труппу. Хотя, конечно же, это большая ответственность и нагрузка, если учесть, что ты еще гастролируешь, танцуешь. Но я уже настолько завел колесо, что стал той самой белкой, которая бежит впереди колеса и если даже и захочет что-то остановить – уже невозможно.

– Но почему вы все же согласились занять эту должность, тем более что пришлось из-за нее меньше выступать?

– Хотелось попробовать нового. Карьера у танцовщика пролетает очень быстро, подумал – почему бы нет?

– И будете продлевать договор?

– Буду, мне предложили еще на 7 лет, и в 2009-м снова заключим.

– В Германии пришлось стать пунктуальным?

– Я всегда был пунктуальным, да это ведь и не зависит от того, немец ты, итальянец или австриец.

– Что вы успели за этот приезд увидеть в Москве, с кем встретились?..

– Только с мамой и братом, которые приехали в Москву из Кривого Рога, где они живут и по сей день. А сразу после спектакля улетаю в Берлин на репетицию нового балета Уильяма Форсайта.

– «Чайковский» – пока ваше единственный плод сотрудничества с Борисом Эйфманом…

– Да, но, думаю, что не последний, есть некоторые планы. А вообще я мечтал работать с Эйфманом. Наше сотрудничество началось еще три года назад, когда Борис Яковлевич приехал в Берлин с новой версией своего балета «Чайковский», который впервые он поставил еще 15 лет тому назад. И вот в 2006-м привез не только новую идею этого балета, но и новые декорации и костюмы.

– Кто такой – ваш Чайковский?

– Потрясающую хореографию Эйфмана я воплощаю через свое тело. Танцую, слушаю музыку Чайковского – и получается Чайковский в исполнении Владимира Малахова. Жизнь композитора была очень несчастна, и это чувствуется и в его музыке, где трагизм соседствует с драматизмом. Лучшей музыки в мире нет, хотя лучшим композитором многие все же признают Бетховена. И лучшего балета, чем «Щелкунчик» – нет.

– Но вы все же танцуете не только Чайковского…

– Конечно. Хотя у меня в Берлине идут и «Лебединое озеро», и «Щелкунчик», но есть и старая хореография – «Маркитантка», «Бабочка», «Пахита», вот и «Сильфиду» поставили – наша последняя премьера. Есть и «Золушка» Прокофьева, и «Жизель» Адана, но в то же время и неоклассика, и Джордж Баланчин, и модерн тоже. Смена репертуара очень важна и для смены самой атмосферы, и для работы мышц на надлежащем уровне. А еще у нас идет страшно длинный балет «Кольцо Нибелунгов» Бежара. Пять часов подряд – все оперы в одном балете, когда артисты не только танцуют, но и разговаривают, и поют. Немцы ведь любят слушать Вагнера и могут его долго слушать. Но основной акцент все же приходится именно на классику.

– Почему?

– Это самое главное. Потому что классический танцовщик всегда сможет танцевать модерн, но сугубо модерновый – никогда не сможет исполнять классику, потому что, когда нет школы и образования – невозможно быть классическим танцовщиком. Хотя я сам люблю все пробовать и не боюсь участвовать в любых постановках. Если попробовал и пришел успех – доволен, если неуспех – ну, значит, все равно имел возможность хорошо поработать с хореографом.

– Но что-то вам интересно в современной хореографии?

– Назвать одно имя – значит, обидеть другого или третьего. Дело вкуса. Есть модерн, который я не понимаю, а есть интересное.

– Вас часто называют лириком. Что вне вашего репертуара? Скажем, «Спартак»?..

– Я в первую очередь романтический танцовщик. Но в то же время ведь никто не знает мою другую сторону – гротескного или комического танцовщика. Когда я был в труппе у Касаткиной и Василева, Зеленая сделала из меня Гамаша в «Дон Кихоте».

– Что в ваших планах?

– В планах – танцевать, танцевать и танцевать. Планы расписаны до следующего сезона, фактически закрыты до 2009–2010 годов и даже до 2011-го, но пока они не разглашаются. А к тому же я еще и суеверен. Скажу, когда случится. У меня вообще много секретов. Но и очень много планов. Есть хореографы, есть новые роли. Постараюсь до ухода на пенсию все идеи воплотить в жизнь.

– А пенсия уже скоро?

– Ну, еще лет десять буду выступать, надеюсь.

– Вам стало тяжелее танцевать?

– Конечно, мое тело не такое, как 20 лет назад, но я и не хочу быть как в 18… Хочется иметь золотую середину.

– Однако, судя по вашему выступлению, вы в блестящей форме. Наверное, помогает спорт?

– Я люблю нырнуть и посмотреть на рыбок под водой, через маску. Люблю лес, природу, люблю дышать водой, но не специально плавать.

– О чем вы жалеете? Или ни о чем, как Эдит Пиаф?

– Как Пиаф. Ни о чем не жалею. Как сложилось, так и идет.