– Сергей Александрович, многие киномероприятия в этом году посвящены Александру Абдулову, но, похоже, в Ханты-Мансийске об актере вспоминают особо?
– Его уход из жизни был настолько неожиданным и невероятным, что до сих пор никак не укладывается в сознании. И такое умиротворенное понятие, как вечер памяти, сюда не подходит. Мы устроили большой творческий вечер экранных работ, который собирались сделать еще при жизни Александра Гавриловича. Еще будет премия имени Абдулова в номинации за «Лучшую актерскую работу в российском дебютном фильме», автором идеи которой он является. Скульптор Алексей Благовестнов выполнил замечательный бронзовый бюст-портрет Александра Гавриловича. Эти призы и будут вручаться за лучшую мужскую и женскую роли. Конечно, мы всегда, пока существует Ханты-Мансийский «Дух огня», будем отдавать дань одному из создателей этого фестиваля, его душе и веселью – Александру Абдулову.
– На этот раз в основной конкурсной программе представлены только два российских фильма – «Муха» Владимира Кота и «Нижняя Каледония» Юлии Колесник. Связано ли такое положение вещей с тем, что интересных российских дебютов в принципе не так много?
– Не только два, а целых два. По регламенту фестиваля, а он международный, каждая страна-участница имеет право представить по одной картине. И лишь для России мы сделали исключение, специально оговорив его со Всемирной гильдией продюсеров. Дескать, в российском кино такая перемена жизни резкая произошла, что мы просим дать возможность России показать сразу два своих фильма. Было время, когда мы, хоть и имели уже право, но не могли найти эти два фильма для конкурсной программы и оставляли один. А в этом году у нас есть две полноценные картины.
– Прошло десять лет с тех пор, как вы сложили полномочия председателя Союза кинематографистов России. С вашей точки зрения, произошли ли за это время какие-то изменения в российском кинопроизводстве, и какие именно?
– Когда я из союза уходил, был колоссальнейший кризис кинопроизводства – картины просто не снимались, не было на них денег. Этот кризис абсолютно преодолен. С участием союза, без участия, с привлечением правил рыночной экономики, наперекор рыночной экономике – это другой разговор. Сейчас снимается очень большое количество картин. Иногда мне даже кажется, что излишне большое. Но в то время имел место и системный кризис. Были серьезные проблемы с кинопрокатом. На сегодняшний день, как мне кажется, прокатный кризис не преодолен: кинотеатров много, но российских фильмов в них показывается мало. Это ненормально. Ни в одной крупной цивилизованной стране нет такого. Как решить эту проблему – масштабный и серьезный вопрос. У каждого есть свои рецепты. Тут самое главное – не торопиться, не принимать опрометчивых решений. Всем участникам процесса нужно как-то разумно, без обид и истерик договориться между собой.
– Как вам кажется, есть сейчас у российского кино возможность конкурировать на равных с международной киноиндустрией? И есть ли в этом надобность?
– Надобности нет, потому что и конкуренции пока не выходит – нет для нее условий. У нас лишь получается какое-то позорное слепое подражание и уродливое кривлянье. Мы делаем вид, что конкурируем, а на самом деле подражаем боевикам и блокбастерам. Поэтому не нужно и состязаться. А вот присутствие отечественного кино на мировом экране крайне важно. Потому что в автономной изоляции маленьких домашних радостей долго мы не протянем.
– Вы, наконец, завершили многолетнюю работу над «Анной Карениной». Как вам кажется, герои Толстого актуальны в сегодняшних реалиях?
– Я бы сказал, что сегодняшние реалии не очень актуальны в мире толстовских героев. Потому что они выглядят слишком глупыми, изуродованными и мелкими рядом с полноценным, мощным и настоящим миром героев Толстого. Вы правильно говорите о некоем дисбалансе и разрыве между двумя эпохами, но дисбаланс заключается именно в том, что мы сегодняшние мало соответствуем серьезности и красоте жизни наших соотечественников, запечатленных Толстым.
– Пытались ли вы, если не по содержанию, то по форме приблизить действие романа к нынешней жизни?
– Понимаете, я как раз пытался сделать обратное. Было бы издевательством над Толстым превратить его героев в нынешних странных потребителей рекламной продукции.
– На роль Вронского, насколько мне известно, пробовались и Домогаров, и Безруков. В конечном итоге выбор пал на Бойко. Почему?
– С Безруковым мы начали работать и замечательно начали. Но у него в один и тот же срок были съемки сразу в двух больших серьезных картинах. И принять участие в той работе («Есенин». – «НИ») он дал обещание раньше, чем у меня. А параллельно в этих двух фильмах чисто физически сложно было сниматься. О Сереже у меня остались самые прелестные воспоминания. Он прелестный человек, сильный и высококлассный актер. Я даже где-то сожалею, что эта работа у нас не получилась. Надеюсь, получатся какие-нибудь другие. Что касается Домогарова, я его очень люблю. Он, по-моему, одну из своих первых киноролей сыграл именно в «Ассе». Но артист он интеллигентно-нервный. В нем очень сильна эта харизма благородной неврастении и рефлексии. А Вронский, как мне кажется, просто по-другому устроен. Он действительно аристократ и человек высшего, светского круга, но при всем этом –превосходный выпускник военной школы. И та прямая, благородная ясность, которая есть у Ярослава Бойко, мне показалась очень убедительной для этой роли. С большой грустью констатирую факт, что и с Домогаровым мы не поработали в этот раз вместе. Надеюсь на хорошие работы с ним в дальнейшем.
– В ваших фильмах достаточно часто снимаются одни и те же актеры. В частности, во второй «Ассе» в роли дочери героини Татьяны Друбич выступила ваша общая с актрисой дочь Анна Соловьева. Вам приятнее работать с близкими людьми, знакомыми актерами, проще объяснять им свои режиссерские требования или есть на то другие причины?
– Есть артистические работы, которые очень важно хорошо сыграть – Тартюф или Гамлет, например. А есть роли, которые не нужно играть. Более того, хорошо играть их – значит, убивать эти работы. В них просто очень важно быть. Допустим, когда я очень долго искал исполнителя главной роли для «Нежного возраста», Никита Михалков сказал мне: «Что ты делаешь, чем занимаешься? Зачем ты ищешь человека, который будет играть Митю?» (сын Сергея Соловьева и Марианны Кушнировой. – «НИ»). И тут вдруг до меня дошло – действительно, зачем мне человек, который будет играть Митю, когда есть сам Митя? Во второй «Ассе» была та же самая история. Тут ведь важно требование той или иной картины. Например, к феноменального таланта человеку Юрию Башмету, который гениально играет на альте, я совершенно никаких артистических требований не предъявлял. Мне не важно было, чтобы он играл. Мне важно было, что у нас в картине есть Башмет!