Чума на всех мерзавцев

Пушкин высоко ценил «Обрученных» Алессандро Мандзони, ставя его выше даже исторических романов Скотта. По свидетельству Анны Керн, он познакомился с итальянским романистом во французском переводе и сказал о нем, что «никогда не читал ничего более прелестного». Автора «Бориса Годунова» впечатлил великолепно прорисованный мир Италии XVII века. Десятки персонажей, среди которых крестьяне, священники инквизиторы, трактирщики, ремесленники... И даже самые незначительные из них великолепно обрисованы какой-нибудь выразительной деталью. Авантюрный сюжет – скитания несчастных разлученных влюбленных Лючии и Ренцо – разворачивается на детально прописанном историческом фоне времени голодных бунтов, эпидемии чумы, борьбы с испанскими завоевателями.

Адаптируя 800-страничный роман к сцене, режиссер Виктор Шамиров сохранил перипетии романтического сюжета и решительно отказался от прорисовки исторического фона. Тщательно выписанные фигуры Мандзони в постановке Театра имени Моссовета превратились в балаганную толпу, где каждый играет 5–8 ролей в стиле как Бог на душу положет. Бандиты (Антон и Олег Кузнецовы), выполняющие мрачные поручения Дона Родриго, больше всего напоминают банду Бармалея: всклокоченные волосы, театральные живописные лохмотья, зверские гримасы на лицах и подмигивания в зрительный зал. Сам Дон Родриго (Роман Маякин) напоминает оперного интригана. Мать невесты (Ольга Анохина) явно играет персонаж «костюмной комедии». А в роли главного злодея Безымянного (впоследствии раскаявшегося) прекрасный актер Андрей Яцко использует штампы из какой-нибудь леденящей кровь мелодрамы: замогильный голос с завыванием, вращающиеся глаза, подавленные рыдания.

Сценограф Алексей Кондратьев выстроил на кругу сцены Моссовета некое подобие рушащейся деревянной городской стены. Деревня ничем не отличается от Милана, тот – от Бергамо, куда стремительно переносят героев повороты сюжета. Среди развала бегают мышки-влюбленные. Ренцо (Станислав Бондаренко) на любое событие широко распахивает глаза. А Лючия (Вера Строкова) произносит монологи о том, что надо во всем полагаться на волю Божью, и девушек обижать нехорошо. Произнесенные монотонным озлобленным голосом расхожие моральные сентенции имеют чудодейственные последствия. Прожженные хулиганы всхлипывают в наклеенные бороды. Главный злодей обращается в благодетеля. На фоне эффективности речей крестьянки Лючии меркнут все исторические достижения красноречивых проповедников. Стоит ее заслать в ставку Бармалея – и поголовно все разбойники превращаются в докторов Айболитов. Разбойникам, которым с Лючией встретиться не посчастливилось, режиссер определяет страшное наказание: все злодеи вымирают во время чумы. И страшный Дон Родриго, и доносчики всех мастей, и подручные негодяя. Оставшись в окружении небольшого числа честных граждан, Ренцо и Лючия сочетаются законным браком.

А зрителям остается только гадать: зачем режиссеру Виктору Шамирову понадобилось брать глыбу итальянского классического текста, чтобы высечь из него куцый расхожий любовный сюжет? Подставил ли Шамиров-инсценировщик подножку Шамирову-режиссеру? Или Шамиров-режиссер своим неумением загубил работу над текстом? И, наконец, зачем Театру имени Моссовета распадающийся, невнятный, плохо поставленный и еще хуже сыгранный спектакль?