Писатель Альберт Лиханов

– Могли бы вы сейчас припомнить самую большую победу вашего фонда? Самый яркий, позитивный момент?

– Радость в нашем деле всегда смешана с грустью. Вот недавно удалось помочь больной девочке из Воронежа, собрали ей 900 тыс. рублей на лечение. Ребенка удалость спасти. Казалось бы, чем не повод для радости? Но остается вопрос – а почему помогаем ей мы? Ведь дети имеют право на защиту государства. Не удается избавиться от мысли, что дети в нашей стране не равны между собой.

– А вы не пытались наладить контакт с чиновниками, депутатами?

– У нас хранятся толстые папки обращений во всевозможные органы и инстанции. 99% просьб о помощи падают в бездонную пропасть. Приведу пример, ставший для нас хрестоматийным. Мы занимались чеченскими детьми с огнестрельными ранениями. Каждому в среднем требовалось 20 тыс. долларов – на операцию, лечение. Мы напечатали буклеты с фотографиями детей, их судьбами и разослали 450 таких комплектов в Госдуму. Откликнулся только один Иосиф Кобзон. Потом мы пытались допроситься у депутатов права признать этих ребят инвалидами военных конфликтов и выделить им соответствующие льготы. Увы, этого не произошло…

– Вы говорите – 20 тыс. долларов. Как это может быть в стране, где декларируется принцип бесплатной общедоступной медицины?

– Как ни странно, в США, где медицина платная, все идет к социализму. В лучшем значении этого слова. Государство предоставляет медстраховку безработным, неимущим. У нас же все наоборот. Простой пример. Мальчик Никита Ершов, диагноз – опухоль мозга. В департаменте здравоохранения говорят: извините, такие операции делают только в Москве, а квота для нашего региона исчерпана. Нужно лечиться за свой счет. Операция – 120 тыс. долларов, еще столько же – химиотерапия…
К счастью, этому ребенку повезло: Минздрав по нашей просьбе дал для него дополнительную квоту. Но это скорее исключение, чем правило. Квот всегда не хватает. Рак – такое заболевание, которое выявляется внезапно. Очень сложно спрогнозировать, сколько детей заболеет в этом году. Это как раз понятно. Нельзя понять другого. Почему страна с огромным стабфондом не может найти средства, чтобы помощь детям в таких ситуациях не была ограничена ни квотами, ни очередями, ни деньгами.

– Пару лет назад Генпрокуратура опубликовала шокирующие результаты проверок: оказывается, в стране есть детдома, где на одного малыша тратятся 30 копеек в день. Сейчас ситуация изменилась?

– Насколько я знаю, сейчас таких вопиющих нарушений прав детей нет. Но в целом проблема сохраняется. В законе прописано, сколько ребенок должен получать в день мяса, овощей, сахара. Но продукты постоянно дорожают. Государство не успевает компенсировать рост цен. Сельские сиротские учреждения спасает только подсобное хозяйство. Но вы не представляете, каков цинизм ситуации. Детдомам, где подсобное хозяйство развито хорошо, местные финансисты сокращают бюджет. Мол, сами себя кормите, и лишнего вам не надо.

– А как вы относитесь к инициативе Минздравсоцразвития расформировать за ближайшие годы все детдома, а ребят раздать в семьи?

– Детей может спасти только семья. Это понятно. Но как найти приемных родителей для целой армии малышей? На мой взгляд, единственный выход – поддержка и развитие семейных детских домов. Это когда супруги берут на воспитание не меньше пяти ребят. Их содержание оплачивает государство, а родители получают зарплату старшего воспитателя. Причем раньше у родителей шли трудовой стаж, выслуга лет. Сейчас это отменили. А жаль. Система эта очень перспективная. Сегодня в России 368 семейных детских домов, или, точнее, бывших СДД, переделанных в приемные семьи и потерявших свои элементарные социальные права. В них живут почти 4 тыс. детей, 1,4 тыс. уже выросли, 180 – получили высшее образование, 1,2 тыс. – среднее и среднее специальное. Судьбы не сложились только у нескольких детей. Казенным учреждениям такие результаты не снились.

– Однако более перспективным считают систему патроната. Когда ребенка усыновляет семья, но юридически он закреплен за детдомом.

– Патронат у нас был в 20-е годы. Тогда эта затея не состоялась. Думаю, и сейчас будет тот же исход. Патронат построен не на доверии, а на постоянных проверках. Фактически сотрудники детского дома вместо того, чтобы воспитывать ребенка, смотрят, как его воспитывают другие. У приемных родителей нет полного права на детей. Проверки угнетают, над малышом постоянно нависает тень детского дома. По сути, патронат – это временное употребление ребенка.

– А в семейном детском доме?

– Нет, это семья навсегда, а не на время. Приемные родители пытаются найти жилье своим подросшим воспитанникам. Девушек выдают замуж, мальчиков женят. А если семейная жизнь не складывается, они принимают ребят обратно, вместе с внучатами. У нас много таких примеров.

– Эксперты говорят, что защита прав детей в нашей стране находится на низком уровне. Вы согласны?

– Согласен. Дело в том, что Россия ратифицировала Международную конвенцию прав ребенка. Но наше законодательство до сих пор не до конца приведено в соответствие с мировыми стандартами. Малыши по-прежнему остаются самой бесправной, незащищенной категорией населения. Ребята не имеют равных стартовых возможностей: образование, качественное здравоохранение доступны далеко не всем.

– За двадцать лет, которые вы вплотную занимаетесь детскими проблемами, изменилось ли отношение общества к самым маленьким?

– Да, и должен констатировать, не в лучшую сторону. Люди стали безразличны к маленьким трагедиям. Раньше, когда ребенок один шел по улице, прохожие непременно интересовались, не потерялся ли он, все ли в порядке. Сейчас просто проходят мимо. Болевой порог в обществе повысился. Чтобы заплакать, сегодня нам нужно увидеть что-то чудовищное. Но нельзя не сказать, что власть свое внимание к детству расширяет, разворачивает. Жаль только, что, несмотря на громкие восклицания о гражданском обществе, такие организации, как наш фонд, никак не поддержаны ни интересом к нам, ни ресурсами.