Сорок дней без первого

Как-то незаметно подошли сороковины первого президента России. Прирожденный лидер, он всегда стремился быть первым. Это удалось ему и теперь. Полузабытый в своей почетной отставке и лениво поругиваемый официальной и коммунистической прессой, Борис Ельцин даже своей скоропостижной смертью подтвердил свое первенство. Отныне и навсегда он – первый отошедший в Историю российский президент, первый, кого проводили по невиданному доселе ритуалу. Кстати, если разобраться повнимательнее, то взятый за образец ритуал отпевания и погребения Императора Всероссийского, не очень увязывается с нашей Конституцией, ясно показывающей различие между главой светского и многоконфессионального государства и православным царем. А что, если следующий президент будет исповедовать другую религию? А если он окажется атеистом? Где прикажете с ним прощаться? В планетарии? Но то, что Борис Николаевич стал первым за последние сто лет главой Российского государства, кого проводили достойно, это очевидно. И неожиданно.

Пожалуй, самой большой неожиданностью оказалось движение души столичного и подмосковного народа, который потянулся к храму Христа Спасителя, чтобы многотысячной змеей изогнуться у храма, желая проститься – теперь уже навсегда – с тем, кто сначала был его кумиром, гонимым и прекрасным, потом – всенародно избранным президентом, великим и победоносным, потом – «разрушителем Советского Союза», «губителем парламентаризма», «поджигателем чеченской войны», «покровителем олигархов», «жертвой коллективной Жозефины», «главой пресловутой Семьи»... И хотя в традиционных упреках в адрес Бориса Николаевича факты сильно уступают мифологии, но они уже успели сформироваться, заматереть и теперь живут в сознании людей самостоятельно, вне всякой связи с реальностью. Живут, как воспоминание о пресловутой «колбасе за два двадцать», за которой в славное советское время давились в бесконечных очередях москвичи и гости столицы, и которую теперь даже бездомные собаки не станут есть.

Кроме того, давно замечено, что постепенное повышение скорости автомобиля почти не улавливается пассажиром, тогда как резкое ее снижение, скажем, со 120 до 80 км/час, создает впечатление, будто машина теперь вообще вот-вот остановится. Так случилось и с Ельциным. Он широко шагал, открывая народу все новые и новые горизонты: свободные выборы, независимую прессу, свободу слова, федерализм, свободу совести, реабилитацию репрессированных народов, местное самоуправление, реабилитацию жертв политических репрессий, свободу торговли, свободу передвижения, частную собственность... Для советского человека все это было не просто внове. Это было почище пересадки из горбатого «Запорожца» в шестисотый «Мерседес». Дух захватывало!

Но постепенно число еще не открытых горизонтов таяло, а ожидания населения только росли. Одновременно набухали проблемы, которые поначалу казались мелкими, периферийными, вроде смены власти в Грозном. Прекрасно помню, как в конце 1991 года на неформальной встрече с руководством страны была выработана идея приглашения Дудаева в Москву для назначения его полпредом президента России в Чечне. С самыми широкими полномочиями, но полностью подотчетного главе государства. Увы, подковерные интриги тогда расстроили уже вполне согласованную «рокировочку», которая наверняка предотвратила бы все последующее трагическое развитие чеченского кризиса. Кстати, состоявшееся значительно позднее возвышение сначала Ахмата, а теперь и Рамзана Кадырова в чем-то сродни той давнишней идее. Значит, идея была верной? Просто ее не заметили, проскочили, как единственный ведущий к цели поворот. Увы, подобных ошибок было немало, но Ельцин оказался первым, кто не побоялся публичного покаяния.

Да, Борис Николаевич всегда стремился быть первым. И теперь он останется таким навсегда. Даже для ненавидящих его. Для тех, кто источником всех тягот произошедшей революции, видит не себя, а его. Он – наш общий исток, отправная точка новейшей российской государственности. Первый, не побоявшийся рискнуть ради туманного рыночного процветания, поставив весь свой авторитет на гайдаровскую шоковую терапию. И как это ни удивительно, народ понял, что это именно терапия, болезненное, но лечение, а не просто шок. Сейчас вряд ли кто вспомнит вопросы мартовского референдума 1993 года, на которые сторонникам Ельцина нужно было ответить «Да-Да-Нет-Да». Напоминаю: второй вопрос референдума звучал так: «Одобряете ли вы экономическую политику президента Ельцина и правительства?» И больше половины граждан ответили: «Да!» Так больной, изгибающийся под руками мануального терапевта, кричит: «Да! Здесь! Больно!.. Теперь лучше... Спасибо, доктор».

Мы не сказали ему спасибо тогда. Мы сделали это сорок дней назад. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Но он, нетерпеливый, всегда хотел раньше, быстрее... Стоит ли удивляться, что постоянно тикающие на моей руке часы с надписью «От Президента России», всегда спешат: он, Первый, торопит, не давая забыть, кто мы такие, откуда вышли и куда должны двигаться.



Автор - министр печати Рф в 1992-1993 гг., секретарь Союза журналистов России