Культовый российский кинорежиссер Александр Сокуров выпустил на сцене Большого театра оперу «Борис Годунов». После того, как накануне премьеры стало известно о смерти Бориса Ельцина, в Большом решали, откладывать постановку или нет: слишком уж неудачный «информационный повод». В итоге Анатолий Иксанов заявил, что театр посвящает ее памяти первого президента России, а глава Роскультуры Михаил Швыдкой перед началом спектакля посетовал на трагическое совпадение и предложил залу встать, почтив минутой молчания память Бориса Ельцина. Сама же опера получилась очень похожей на фильмы Сокурова. И неподготовленная публика точно так же может покинуть зал, как многие уходят с показов его фильмов.
На Западе в опере работают многие кинорежиссеры, но в России это редкость. Правда, в Мариинке уже идет «Война и мир» Прокофьева в постановке Андрея Кончаловского. 55-летний Сокуров впервые выпустил оперную постановку (он репетировал «Гамлета» Тома, но по разным причинам не довел работу до конца). Но когда Большой театр предложил поработать над «Борисом Годуновым», Сокуров согласился.
Режиссер оказался Большому ко двору, поскольку театр взял курс на обновление оперной классики и, прежде всего, решил поставить новые версии «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», не менявшиеся с 40-х годов прошлого века (даже несмотря на прошлогодний успех «старого» «Годунова» в Лондоне). Новый радикальный «Онегин» в постановке Дмитрия Чернякова вызвал, как известно, немало протестов. Александр Сокуров же отнесся к прежней версии «Бориса Годунова» с уважением и пиететом.
Сокуров заслужил право считаться одной из ключевых фигур отечественной культуры. Его фильмы стали классикой, а его режиссерский почерк можно узнать, посмотрев на экран всего несколько минут. Трудно было ожидать, что ради оперного театра режиссер вдруг до неузнаваемости изменится. И Сокуров остался верен себе. «Борис Годунов» идет медленно, заставляя отключиться от стремительных ритмов нынешнего времени, и располагает к созерцанию. Увидев зеленоватый сумрак первого оперного эпизода, вспоминаешь картину «Отец и сын». Сцены разделены между собой затемнениями, как будто кто-то разрезал оперу на кинокадры.
Режиссер не стал переносить время действия или менять трактовки героев. На сцене – Соборная площадь, кремлевские палаты и польские замки. Одной из метафор Смутного времени стал туман. Он заволакивает небо над Москвой и клубится под сводами готического замка в польских сценах. В опере нет привычного конфликта между Борисом и Самозванцем. Каждый из них существует на своей территории. Причем заметно, что судьба Бориса (Михаил Казаков) интересует Сокурова гораздо больше. Царь напоминает героев, чьи личности разрушаются под давлением власти. Единственным зримым его противником стал Шуйский (Максим Пастер), который займет трон после Бориса. Основная тема постановки – взаимоотношения Бориса с сыном. Обычно партию царевича Федора поет меццо-сопрано, но режиссер настоял на том, чтобы царевича сыграл и спел мальчик.
Спектакль наверняка не понравится тем, кто засыпает на просмотрах фильмов Сокурова. Не все получилось гладко: театр – не кино, здесь своя специфика и нет монтажного стола, позволяющего в секунды что-нибудь изменить. Но некоторые эпизоды вспыхивают в памяти, словно кинокадры. Царевич Федор, подслушивающий разговоры отца. Борис, в последние минуты подталкивающий сына на трон. И финал, когда после его смерти палаты заполняет толпа бояр, а царевич сидит на троне, судорожно вцепившись в его спинку...