«МКС – ошибка, которую мы боимся признать»

– Еще в 78-м, когда я вернулся из полета, в то время рекордного по продолжительности, я в своем отчете написал, что постоянно пилотируемые орбитальные станции – тупиковый путь. Как рассвирепел генеральный конструктор Глушко, надо было видеть: «Вы считаете не так, как все прогрессивное человечество!». Хлопнул дверью и ушел. А я говорил всего-навсего о том, что постоянное пребывание экипажей на станциях не самое удачное сочетание функций человека и автоматики. Есть множество ситуаций, когда человек не помогает автоматам, а мешает. Я говорил о том, что станции должны быть посещаемыми – в тех случаях, когда надо отремонтировать аппаратуру или смонтировать новую.

Что вы думаете? Лет через 12 после того, как я это сказал, США запустили на орбиту автоматический телескоп «Хаббл». За прошедшее время астронавты его трижды чинили, сейчас думают, как бы починить в четвертый раз. «Хаббл» сделал в десятки раз больше научных открытий, сколько все орбитальные станции со всеми экипажами и кораблями снабжения. Опыт показал, что я 30 лет назад был прав. А недавно директор НАСА заявил, что МКС – ошибка. И теперь для них главная задача – полеты людей к Луне, Марсу и астероидам. А мы все сидим на МКС. По сути, просто поддерживая функционирование станции. Чтобы она приносила прибыль, там постоянно должно быть шесть человек, а на ней большую часть времени находятся двое. До науки там не доходят руки. Сережа Крикалев рассказывал, что когда он работал на станции, наукой занимался только по воскресеньям. А шесть человек на МКС пока никак не привезти – нет спасательного корабля на шестерых, если вдруг что-то случится. Наш «Союз» – хороший корабль, но он давно стал тесен для решения новых задач. Даже будучи несколько раз модернизирован, он морально устарел.

Чтобы закрыть этот вопрос – американцы имеют деньги и на то, чтобы завершить программу МКС, и на то, чтобы начать работы по подготовке межпланетных полетов.

– Георгий Михайлович, а как вы относитесь к космическому туризму?

– Не то, чтобы я был противником, но не царское это дело. Когда в Америке делают частные корабли, способные на несколько минут подняться в космос, когда они хотят даже собираются закупить наши старые корабли «Алмаз» и на них туристов возить – пожалуйста, бизнес есть бизнес. Но когда наше государство хочет подзаработать на космических туристах – это и смех, и грех. Циолковский говорил, что космос даст нам бездну могущества и горы хлеба. Но не дает нам турист ни того, ни другого. Да я и не уверен, что 20 миллионов, которые заплатит нам турист, в чистом виде пойдут на космос. Помните, как сказал Ельцин про пять миллиардов: «А черт его знает, куда они делись».

«Не вертите головами, а то стошнит»

– Опыт старшего поколения космонавтов сегодня востребован? Вы написали аналитическую записку Грызлову, а приходится ли вам инструктировать тех, кто еще не летал?

– Нет. Потому что это все-таки другой опыт. Но я считаю ошибкой то, что сегодня на МКС отправляются экипажи, в которых нет ни одного уже слетавшего на «Союзе» космонавта. Раньше преемственность играла огромную роль. Когда возвращались на Землю экипажи, я каждого расспрашивал, что, как и почему. Поэтому, когда сам полетел в первый раз, для меня по большому счету не было ничего неожиданного. Когда я возвращался, других учил. Но возвращался – ладно, а совсем другое дело, когда приходилось лететь с новичками. Помню, как был включен в экипаж с Володей Васютиным и Сашей Волковым. Мне было уже за 50, я со своей комплекцией втягивался в кресло, и они надо мной подшучивали. Я говорю: «Ничего, ребята, взлетим – и посмотрим, ху из кто» (смех). И когда взлетели, я смотрю, мальчики мои притихли. «Вот сидите, – говорю, – и головами не вертите, а то стошнит. Поворачивайтесь всем корпусом». Они сидят, а я пошел в бытовой отсек, из транспортного положения все привел в рабочее, встал ногами на потолок, руки заправил в мешки с ремнями и уснул. Такая поза для сна в космосе оптимальная, потому что при вращении станции кровь циркулирует. И потом Саня мне рассказал: «Знаешь, когда мы немного в себя пришли и увидели, как ты спишь, стоя на потолке, это мне дало больше, чем год обучения в Центре подготовки». Он потом передавал то, чему научился у меня, другим, они – другим. Так было. Зачем это порвали – непонятно. Кому-то это, наверное, выгодно. Единственно, кому это не выгодно – космонавтике.

– Вы сказали, что в детстве много читали фантастику. Не разочаровались ли вы в этом жанре, став космонавтом?

– В годы моего детства фантастики было мало, так что я перечитал все, что было издано. Сегодня, хотя фантастической литературы в сотни раз больше, качественных книг немного. На прошлой неделе я принимал участие в семинаре новых фантастов и услышал там, что Стругацкие устарели. Я сказал этому молодому писателю: «Давайте подождем хотя бы десять лет и посмотрим, вас будут печатать или по-прежнему Стругацких». Фантастика, как и все виды массовой культуры, сильно пожелтела, поэтому лично для меня она кончилась на Стругацких, Ольге Ларионовой и, конечно же, на Леме, с которым мне посчастливилось встречаться.

Сегодня я фантастику почти не читаю, больше интересуюсь литературой о происхождении нашей цивилизации. Полеты в космос не так меня волнуют, как вопрос, кто мы, откуда и куда, гомо сапиенсы мы, или еще не сапиенсы... или уже не сапиенсы (смех). Я хочу понять логику нашего существования в истории. Действительно ли мы произошли от обезьян, эволюция которых заняла миллионы лет, а мы преодолели путь от них до себя за несколько десятков тысяч лет? Вмешался ли кто-то в этот процесс и его ускорил? Или обезьяны – это предыдущая цивилизация, и раньше они были тоже людьми, но деградировали, оттого что стали потребителями...

– Или пошли в политику (смех).

– В политике я вообще ничего не понимаю. Считаю политику противоречащим здравому смыслу делом, и все, что читаю в газетах о политике, только укрепляет меня в этом мнении. Например, я не понимаю нашу политику в отношении Белоруссии, зная, что там стоит наш последний радар дальнего предупреждения о нападении из космоса и с воздуха. Такой радар стоял в Латвии. Когда власть там стала проамериканской, они взорвали нашу станцию и поставили американскую. Теперь США подпитывает белорусскую оппозицию, а мы гнобим Лукашенко. Я, как ученый, понимаю, что и там, если мы будем продолжать такую политику, через год или два появится американский радар. И если они будут отслеживать старт нашей ракеты с нуля, то мы их ракету увидим, когда она будет уже падать нам на голову. В один и тот же момент Буш дает миллиард Ираку, где убивают его солдат, а мы забираем миллиард у белорусов, которые нами же выдвинуты на передний фронт.

«Не поверю в летающую тарелку, пока ее не потрогаю»

– Значит, предсказание Нострадамуса о том, что самая страшная война начнется в этом году, а конец света наступит в 2014-м, заслуживает внимания?

– У меня дома есть несколько книг, в которых упоминается о 22 декабря 2013 года – это пошло не от Нострадамуса, а от индейцев майя. Хотя недавно я узнал, что и у индийцев, и у китайцев есть указания на это в каких-то старых письменах.

А если говорить об угрозе из космоса, в летающие тарелки я не верю. В то, что инопланетяне чуть ли не каждый день похищают женщин, а потом дети рождаются, пусть они своим мужьям рассказывают (смех). А вот то, что они могли прилетать к нам раз в несколько тысяч лет, и что они еще могут прилететь – я считаю, возможно. Косвенных артефактов очень много, но в них остается верить или не верить.

Поскольку я славянин (папа – украинец, мать белоруска, а сам я ленинградец), то всегда все должен потрогать. В летающую тарелку я не поверю, пока ее не потрогаю. Когда была гипотеза, что на Подкаменной Тунгуске взорвался корабль пришельцев, мы организовали туда несколько экспедиций. Искали обломки тарелки – не нашли. Когда вышла книга американского писателя Захария Ситчина о блуждающей 12-й планете, о том, что могли в прошлом для нас сделать пришельцы, в этой книге, в частности, говорилось, что на Синае он дважды сфотографировал летающую тарелку. Ситчин очень сокрушался, что до нее никак добраться не может. Естественно, я организовал в прошлом году экспедицию на Синай. Мы пробирались через минные поля, удирали от преследовавших нас бедуинов и, в конце концов, нашли тарелку. Ею оказался очень красивый, абсолютно естественный холм, действительно похожий на перевернутую вверх дном тарелку, в нижнем диаметре достигавший 26 метров. Я договорился с Вадимом Чернобровом, который возглавляет организацию «Космопоиск» о том, что я его пригласил в экспедицию к этой тарелке, а если он где-то найдет другую, только сидящую, а не летающую, то он меня немедленно вызывает ее потрогать.

Я звал и Захария Ситчина в экспедицию на Синай, но он почему-то отказался. А мне было ужасно интересно: вдруг в этой тарелке кто-то сидит? А вдруг благодаря этой тарелке можно сэкономить на авиабилетах и вернуться на ней в Москву? (Смех).

Что же касается конца света, предсказанного в календаре майя, создание которого без участия пришельцев объяснить трудно, я всегда говорю, что в декабре 2013 года они прилетят опять. Чтобы разобраться: или дать нам еще один календарь на следующие 3600 лет – или устроить всемирный потоп. Судя по тому, как мы себя ведем, я склонен думать, что потопа мы заслуживаем больше, чем нового календаря. Давайте будем исправляться, а то ведь утопят.

– Георгий Михайлович, ходил такой анекдот, что, когда Гагарин слетал в космос, одна старушка спросила его: «Ну, что, сынок? Видел Бога?» – «Нет, не видел». – «Конечно! если ты его на земле не встречал, откуда ему взяться в космосе!». Анекдот анекдотом, но были сообщения, что несколько астронавтов США после полетов очень ударились в религию, объясняя это тем, что в космосе им были даны некие знаки. Вас не посещали на орбите подозрения, что Земля имеет божественное происхождение?

– Прежде всего, Гагарина спросила не старушка, а Хрущев (смех). Он отвел Юру на приеме в Кремле в сторонку и спросил: «Бога видел?». – «Конечно, видел». Хрущев говорит: «Я так и знал. Но ты об этом никому больше не говори».

А потом Гагарин был на аудиенции у Папы Римского, и Папа задал Юре тот же вопрос. Гагарин ответил: «Да какой там Бог! Никого я не видел!». И Папа сказал: «Я так и знал. Но ты об этом никому больше не говори».

Теперь, когда мы восстановили истину о Гагарине, на вопрос попробую ответить я. Меня связывает дружба с несколькими американскими астронавтами. Каждый год мы встречаемся семьями, и особо теплые отношения у меня завязались с Эдвином Олдрином, по прозвищу «Базз». Олдрин, как известно, второй человек, ступивший на Луну после Нила Армстронга. Но ведь снимки Армстронга, ступающего на Луну, кем-то ведь были сделаны – так что надо еще подумать, кто был первым. И я как-то отвел Олдрина в сторонку и сказал: «Давай признавайся. Пишут, что, когда вы сели на Луну, то, выглянув в иллюминатор, сказали: «О, а они уже здесь!» Кого вы там увидели?» – «Да нет, было сказано: «Мы уже здесь!», просто нас не расслышали». Я говорю: «Хорошо. Тогда вот что. Все знают, что по Луне катались ангелы в виде огненных шаров, которые с вами говорили по-английски». Он на меня очень подозрительно посмотрел и ответил: «Нет, Джордж, ангелов там не было». – «Тогда третий вопрос. У вас там что-то сломалось, вы не могли взлететь с Луны, но мимо шел Порфирий Иванов в своих семейных трусах (оглушительный хохот) и спас вам жизнь». Тут Олдрин даже сделал от меня шаг назад. «Базз, – говорю, – ты не думай, я не сумасшедший. Просто это те слухи, которые о вас ходят. Когда начинаешь возражать, что все это вранье, тебе отвечают: «Но ты же там не был!». А теперь я могу всем сказать, что разговаривал с тобой один на один, и ты от меня даже шарахнулся».

Что касается прозрений, посещающих в космосе, то есть один астронавт, действительно религиозный, у которого хобби – читать проповеди. Он этим занимался и до полета, и после. Так что утверждения, будто многие американцы после полета вдруг стали верить в Бога – тоже из области анекдотов.

– А наши?

– Думаю, кроме меня никто не верит.

«Ангел-хранитель не давал мне сойти с моего пути»

– Почему я верю? Потому что во время войны, даже не на фронте, а в тылу или в оккупации, как случилось со мной, другой надежды у человека нет, кроме как на Бога. И я могу вам сказать, что тогда практически все были верующими. Потому что жить хочется. И я, мальчик, верил. И постился перед Пасхой, и на Рождество ходил по дворам славить Христа. Хлеба не было, но коржик или кукурузину вареную нам давали за наши песни. Когда немцев прогнали, я вернулся в Ленинград. Мама жива, отец пришел с войны тоже живой, и этот вопрос как-то сам собой перестал быть острым. Да я еще прочитал книжку «Библия для верующих и неверующих» Емельяна Ярославцева, главного советского атеиста. Поскольку у меня аналитический ум, тогда мне, мальчишке, показалось, что, вроде, там логично доказывалось, что Бога нет. И я об этом долго не задумывался, пока на седьмом десятке не стал анализировать свою жизнь. И вдруг увидел вот что. При своей любви к скорости я на мотоцикле три раза падал, при своей любви к плаванию пять раз тонул. Во время войны одного моего приятеля на куски разорвало снарядом. Все ребята, стоявшие в отдалении, были ранены, а я, который стоял ближе всех, остался невредим. Я был под обстрелом на открытом пространстве. Попадал и в более тяжелые передряги. Например, когда я развелся с женой, меня пять раз песочили на партсобраниях (смех). Вы зря смеетесь. Потому что, когда человек, с которым только что клялись друг другу в вечной дружбе, тебе говорит: «Ах, ты разводишься, значит, можешь, и родине изменить!» – это не смешно...

И вот, будучи специалистом в области теории вероятности, вдруг я понял: у меня столько было возможностей потерять жизнь или ее смысл, но всякий раз что-то помогало мне остаться на вот этой самой «линии жизни».

Почему я остался жив? Почему не сработала теория вероятности, по которой в половине случаев я должен остаться жив, но в тех же пятидесяти процентах случаев должен изувечиться или исчезнуть? Да потому что, по той же теории вероятности, если этот закон не соблюдается, значит, ось, делящая судьбу ровно посередине, кем-то сдвинута. Поскольку, кроме Бога, никто не мог ее сдвинуть, я верю, что был рожден, чтобы стать космонавтом. И когда я по наивности, по горячности, по глупости что-то делал, чтобы сойти с этого пути, меня, подозреваю, мой ангел-хранитель жестоко наказывал. Доводил до отчаяния. А потом самым невероятным образом возвращал на мой путь...

Я не призываю вас анализировать собственную жизнь по теории вероятности – просто честно рассказал, как пришел к вере.

– Георгий Михайлович, жаль, что наша беседа подходит к концу. Напоследок расскажите честно: это правда, что вы – первый, кто пил в космосе коньяк? И второе: правда, что для одного из полетов вам пришлось отпустить усы?

– Правда. Насчет коньяка – может, и до меня кто-то пил. Но, в отличие от меня, в этом не признался. Когда на «Салют-6» в канун годовщины Великого Октября полетел экипаж из двух молодых, и стыковка не состоялась, Брежнев позвонил нашему министру: «Еще один такой подарок к празднику – будем делать оргвыводы». Стало начальство совещаться, как не дойти до оргвыводов. И решили, что все-таки один должен быть опытным, а второй – молодым. Опытным я оказался, молодым – Юра Романенко. Мы прилетели на станцию, где до нас должны были работать другие. И через несколько дней, когда я примерял разгрузочный костюм, оттуда выплыла фляжка с коньяком. Ребята во время тренировок ее припрятали, а досталась она нам. Полтора литра.

– Ого!

– Что «ого»! На двоих на 200 суток (смех). По семь с половиной граммов в сутки. Но куда денешься. Мы перед сном по глоточку делали. И Юра говорил: «Не могу я по семь с половиной граммов, это издевательство». Но самое обидное, что когда там осталась половина коньяка, воздух и коньяк смешивались в пену. И сколько фляжку ни дави, не выдавишь пену оттуда. Мы и так, и сяк изощрялись, но ничего не выдавили. Летит следующий экипаж, Иванченков и Коваленок, вернулись. «А мы, – говорят, – ваш коньяк допили». – «Как? Это невозможно». – «Мы вот как, – объясняют ребята, – поступали. Один брал горлышко в рот и поднимался к потолку. Второй бил его по голове. И когда он вместе с фляжкой летел вниз, коньяк по инерции устремлялся ему в рот» (хохот).

– За нарушение режима ничего не было?

– Давайте по существу. Чтобы мужчина опьянел, надо 40 граммов чистого спирта. У нас было по 7,5 граммов коньяка на человека. Но после полета я предложил медикам включить коньяк в рацион. Во-первых, чтобы лучше спать. Во-вторых, когда занимаешься в космосе физкультурой, пот с тебя не стекает, и ты находишься как бы в водяной ванне. А из холодильно-сушильных агрегатов идет холодный воздух, поэтому ничего не стоит простудиться. Так я объяснил медикам, что коньяком очень хорошо в таких случаях полоскать горло. «А куда сплевывали?» – спросили врачи. Поскольку сплевывать было некуда, и они об это знали, я признался: «Пришлось глотать». Потом Коллегия Минздрава рассматривала этот вопрос и вынесла положительный вердикт. Но перед очередным стартом поступило письменное распоряжение руководства Минздрава коньяк на орбиту не доставлять. Но его, насколько я знаю, все равно контрабандой провозили.

А насчет усов – мы готовились к советско-индийскому полету. И в моем экипаже и командир Толя Березовой, и индус Мальхотра были усатые. Ну, я взял и тоже отрастил усы, чтобы один экипаж был полностью усатый, а другой полностью безусый. В итоге полетели безусые.

Видимо, это был один из тех случаев, когда я не послушал ангела-хранителя и двинулся в неверном направлении (смех).

КОСМОНАВТ № 34 Георгий Михайлович ГРЕЧКО родился 25 мая 1931 года. В 1955 году окончил Ленинградский механический институт, защитив дипломный проект в легендарном ОКБ-1, куда попал на работу после распределения. Принимал участие в запусках первых спутников и пилотируемых кораблей. С 1966 года проходил курс подготовки к полетам на кораблях «Союз» и станциях «Салют», а также к полету на Луну. В 1975, 1977–78 и 1985 гг. участвовал в экспедициях на «Салюте-4», «Салюте-6» и «Салюте-7». Дважды устанавливал мировые рекорды пребывания в космическом пространстве. Награжден двумя медалями «Золотая Звезда», высшими орденами ряда зарубежных стран. После ухода из отряда космонавтов работал заведующим лабораторией и ведущим научным сотрудником Института физики атмосферы Академии наук. Всю жизнь у Георгия Гречко были три заветные мечты: час в день тратить на прослушивание любимых пластинок, два раза в неделю пересматривать любимые фильмы и один раз в неделю хорошенько выспаться. Ни одна мечта, по его признанию, так и не сбылась. Зато до сих пор не побит его рекорд просмотра в космосе фильма «Белое солнце пустыни» – 15 раз за один полет.