– Вы в институте по вечерам читали дневники Блока, увлекались историей, знали наизусть все оперетты Кальмана. Дебютировали в кино с картины Месхиева – куда уж лучше? А потом начались сериалы. Почему?
– Потому что никто серьезного кино мне не предлагал. Никто. А сидеть и ждать звонка – не в моем характере. Мне просто хотелось сниматься в кино, абсолютно в любом. Меня завораживала съемочная площадка. Начались сериалы, и мне это дико нравилось, я получала колоссальное удовольствие. Но потом поняла, что это – бесконечное топтание на месте. А когда ты долго топчешься на месте, ты на самом деле катишься вниз. Я все это понимала, но толчка для принятия решения не было. И только когда я снялась в хорошем кино, поняла, что больше никаких сериалов я не хочу. Я хотела бы сниматься в хорошем авторском кино. И снялась в нескольких хороших картинах, которые никто не видел.
– Авторское кино востребовано сейчас зрителем?
– Зритель его не видит. Потому что авторское кино не востребовано прежде всего прокатчиками. Фестивалями. Критикой. Оно не востребовано никем. Наше агентство по культуре и кинематографии выделяет крохотную сумму денег, на которую невозможно сделать абсолютно ничего. Государство не поддерживает национальное кино России. Поэтому огромное количество хороших фильмов не доходит до зрителя.
– Например?
– «Жулики» Марии Маханько, «Просто повезло» Андрея Анкундинова, «Нас не догонишь» Ильи Шиловского, «Франц плюс Полина» Михаила Сегала, «День денег» Алексея Рудакова. Это все даже не авторское кино, а зрительские фильмы, которые никогда не выйдут в широкий прокат. На фестивале дебютов в Ханты-Мансийске, который проходил весной, я в этом году была в актерском жюри. И там была номинация «Приз зрительских симпатий». На первое место зрители поставили «Жару», на второе «Жуликов», на третье – «Питер FМ». И если «Питер...» и «Жару» смотрели все, то «Жуликов» никто не видел и не увидит.
– Вы как член жюри не поднимали вопрос, почему так происходит?
– Конечно, поднимала. И выяснила, что на поддержку в прокате государством выделяется ничтожная сумма. Для продвижения российского кино существует организация «Роскинопрокат». Так в Интернете все сведения о ней заканчиваются 2004 годом.
– Вы пытались «продвинуть» какую-то свою картину?
– Нет. Я просто болею за всех. Я хотела бы открыть государственный кинотеатр, в поддержку нового российского кино, вне зависимости от «Роскинопроката». Я, что называется, «вошла в материал» и серьезно им занималась. Но потом поняла, что тогда не смогу заниматься профессией. А я – актриса. И люблю свое дело.
– И лучше вы будете сниматься в кино, которое никто никогда не увидит?
– Ну, я питаю смутные надежды. Хочу сняться в музыкальном фильме. Очень надеюсь найти режиссера, который бы мыслил со мной в одном направлении.
– Вы хотите выстроить карьеру серьезной актрисы?
– Вся трагедия моей профессии заключается в том, что в ней выстроить карьеру нельзя. Понятия «актер» и «карьера» лежат в разных плоскостях. От тебя ничего не зависит. Получение профессиональной премии, даже самой престижной, не гарантирует тебе ни одной последующей работы. Успех не обеспечит завтрашней востребованности или хорошо оплачиваемой старости.
– А как же примеры, когда артист попадает к одному хорошему режиссеру, и тот начинает приглашать его из фильма в фильм?
– Это удача. Непросчитанная закономерность. Случайность. У меня тоже есть режиссер, у которого я сыграла четыре главные роли. Это на Украине, здесь никто этих работ не видел. Но нет никакой гарантии, что в следующем фильме у него будет роль для меня. В моей профессии от моей личной воли не зависит ничего. Невозможно просчитать свой личный успех, спрогнозировать личную карьеру.
– А сериальная известность помогает при получении интересных ролей?
– Наоборот. Многие режиссеры, видя тебя в сериалах или даже не видя, а просто зная, что ты работаешь в сериалах, не станут предлагать тебе серьезных ролей. Я слышала от разных режиссеров: «Ты сериальная актриса, серьезное кино не для тебя».
– И что вы делаете?
– Работаю. Прежде всего над собой. Я думаю, что мне не хватает образования, художественного вкуса. Мне необходимо еще много учиться. Я очень люблю литературу. Что же касается дневников Блока, с которых вы начали разговор, то Серебряный век – мое любимое литературное время. Потом началась «селекция», описанная в романе «Доктор Живаго». Это было страшно.
– А если бы Живаго родился в сегодняшней Москве? Его бы не ожидало нечто похожее?
– В том-то и дело, что он вряд ли бы родился в сегодняшней Москве. Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы в Москве появились люди с такой внутренней культурой, как Юрий Живаго.