Иранский режиссер Джафар Панахи: «Мы научились бороться с цензурой»

– Когда смотришь те иранские фильмы, что появляются на кинофестивалях, создается впечатление расцвета иранского кино. Это иллюзия или на самом деле так?

– Обман зрения. В Иране ежегодно производится 70–75 фильмов. 90 процентов из них не представляют художественного интереса. Немногие картины, которые чего-то стоят, отбираются для фестивальных показов и невольно создают неверное представление о целом.

– Каковы истоки современного иранского кинематографа?

– Они относятся еще к периоду правления шаха. Наш кинематограф создали режиссеры, получившие образование на Западе и испытывавшие интерес к повседневной жизни людей. Все они в той или иной мере находились под влиянием итальянского неореализма, но определяющей при этом была национальная культура. После революции многие из них сгруппировались вокруг Центра фильмов для детей и юношества. Так получилось, потому что иранская цензура не считала фильмы для подростков чем-то значимым и смотрела на них спустя рукава. Режиссеры не замедлили воспользоваться этой относительной свободой. Так, одним из первых ростков реалистического направления стал фильм «Бездушная природа», рассказывающий о железнодорожном рабочем, которого отправляют на пенсию. Сюжет интернациональный, а картина получилась очень иранская и в то же время понятная во всем мире. Поскольку революционный режим вообще не относился к кино с той же серьезностью, с которой он относился к телевидению и другим средствам массовой информации, главные творческие силы сосредоточилась в кино. Это совпало с повышением международного интереса к Ирану во время революции и после нее. Иранским режиссерам очень повезло – они оказались востребованы за рубежом. Фильмы Аббаса Киаростами, а потом Мохсена Макмальбафа получили большую известность в мире. Иранское кино обрело репутацию. Более того, у нас стали считать, что если на каком-то фестивале не представлен иранский фильм, то это не такой уж хороший фестиваль…

– А каким был ваш путь в кино?

– Лет в 12 я написал короткий рассказ и отдал в Центр фильмов для детей и юношества, где была литературная секция. Рассказ был выдвинут на конкурс и получил первый приз. Меня заметили, а поскольку мои внешние данные, как решили режиссеры, подходят для кино, меня стали снимать в 8-миллиметровых фильмах. Тогда же я заинтересовался сначала фотографией, даже купил себе «Зенит», потом операторской работой. После революции меня призвали в армию и послали на ирано-иракский фронт. Я взял с собой фотокамеру и много снимал. Мои снимки попадали в газеты, показывались по телевидению, и люди с телевидения предложили мне вести телепрограмму. Я воспользовался случаем и взял у них телекамеру, на которой освоил технику съемки. Потом поступил в колледж на факультет кинематографии, работал ассистентом у Киаростами. Когда снял свой первый полнометражный фильм, «Белый шар», то был сразу приглашен в Канны, где получил «Золотую камеру» и солидный денежный приз.

– Вы огорчаетесь, когда ваша картина не получает приза на фестивале?

– Это не радует, но я утешаю себя мыслью, что не для того пошел в кино, чтобы получать призы. Я начал с азов, прошел все ступени кинематографической школы и уверен в том, что делаю хорошее кино. Поэтому неполучение приза не является для меня оценкой моей работы. Получать призы, конечно, приятно, но это ставит тебя в некомфортное положение – все ждут от тебя новых побед, как от спортсмена. А я не спортсмен. После успешного дебюта особенно труден барьер второго фильма. Многие, не оправдав ожиданий, ломаются, но мне посчастливилось преодолеть этот барьер – мой второй фильм, «Зеркало», получил приз в Локарно. Но только после третьей картины, после «Круга», газеты стали писать: фильм Джафара Панахи...

– А до этого бы как написали?

– «Круг». Режиссер Джафар Панахи».

– Два ваших последних фильма не были разрешены к показу в Иране…

– В них нет ничего политического. Цензура просто осторожничает. Обещает еще раз рассмотреть и тянет резину.

– Предварительная цензура у вас тоже есть?

– Да, мы обязаны сдавать сценарии в министерство. Они, естественно, требуют: это убрать, то вставить. Когда фильм закончен, все начинается сначала. Но мы научились с этим бороться. Сначала пишем всякую липу, чтобы избежать придирок, а потом снимаем по-своему. Чтобы не приставали при монтаже и озвучении, проводим их за границей. Чтобы получить разрешение на прокат готового фильма, приходится прибегать к другим способам. Скажем, найти нужного человека, который даст разрешение. Все это было отработано еще во времена шаха и пригодилось после него.

– На чьи деньги вы снимаете – на частные или на государственные?

– Государство у нас помогает только абсолютно лояльным к идеологии режиссерам. И не то что дает им деньги, а предоставляет выгодный банковский кредит. На меня, как вы понимаете, это не распространяется. Но я благодаря своей коммерческой репутации могу взять кредит в частном банке, и не только в иранском.

– А какое у вас коммерческое реноме?

– К примеру, мой фильм «Круг» был куплен 40 странами, «Офсайд» – 35. Для банкиров это хорошая рекомендация. Думаю, что если бы он был разрешен к показу в Иране, где футбол очень популярен, «Офсайд» стал бы лидером проката, а я как продюсер заработал бы большие деньги. Но я и так доволен его успехом.