Алексей Маклаков

Мы сидим в небольшом уютном кафе. Мой собеседник потирает виски; в последнее время голова идет кругом от обилия съемок. Задавая вопросы, я ощущаю себя практически палачом.

– Фильм «Тупой жирный заяц» – это история провинциального актера. Вы сами долгое время работали в провинциальном театре.

– Это биографическая история. Не автобиографическая, а биографическая. Очень многое взято из нашего прошлого, – моего и режиссера Славы Росса, с которым мы вместе работали в Новосибирске. Ведь что такое провинциальный артист? Денег за свою профессию практически не получает. Работает за идею. Потому что не может жить без этой профессии.

– У зрителей вы до сих пор ассоциируетесь все-таки с прапорщиком Шматко, хотя сыграли уже множество других ролей. В том числе мудрого мага Семена в «Ночном» и «Дневном дозоре». Это неприятно?

– Да это замечательно! В каждом из нас живет маленький Шматко. Человек, который вопреки всему выживает. Поэтому этот персонаж настолько цепляет. Он настолько свой.

– Многие артисты ругают сериалы. Говорят, халтура и непрофессионально сделано.

– Я везде снимаюсь с удовольствием. Нет у меня такого деления на большое кино и малое. Театр, кино – одинаково отношусь. Потому что есть диалог со зрителем. Но в театре видишь реакцию людей сразу, а в кино позже, на улице.

–Улица по-прежнему бурно реагирует на ваше появление?

– У меня нет отношения к зрителям, как к толпе. Я всегда даю автографы. Бывают, конечно, случаи, когда люди, выпив, переходят грань. Тогда да, тогда сложно. Но гораздо больше приятных моментов. Недавно женщина подошла, спасибо, говорит, за то, что муж перевоспитался. Приходит с работы, готовит ужин, чтоб только в девять вечера ему дали посмотреть «Солдат». Неприятно то, что иногда хочется отдохнуть. Невозможно зайти в кафе, посидеть с друзьями. Люди этого не понимают. Но с этим ничего не сделаешь. Часть профессии. Это нормально.

– Не устали еще от образа Шматко?

– Если зритель не устал, то и я не устал.

– Алексей, я вас не узнаю! Мы с вами общались два года назад. Вы были куда более веселым и оптимистичным! И более разговорчивым!

– Голова болит. А так я оптимистичен. Я немножко, может быть, подустал. Работы много в последнее время. А пессимизма нет никакого. Да и не могу представить себе, чтобы человек все время болтал и улыбался. Я не смог бы постоянно имитировать хорошее настроение. Я такой, какой есть.

…В это время у Маклакова звонит телефон. Извинившись, Алексей берет трубку.

«Здравствуйте, Хабенский. Здравствуйте, Константин. Костюня, как ты? Слушай, ты в Москве еще долго будешь? День рождения свой отпраздновал? Да, и я тоже свой на гастролях встретил. До встречи. Целую. Настюшеньке привет…»

Разговор с коллегой явно пошел на пользу. Мой собеседник заметно оживился, будто зарядившись энергией от общения с коллегой.

«Вот, с Константином Юрьевичем Хабенским посидим, – улыбается он. – Видимся раз в два года. Но замечательная дружба. Он актер прекрасный. Я считаю мне так никогда не сыграть, как он. И человек очень добрый и справедливый».



– А говорят, что в актерской среде дружбы не бывает.

– Я не дружу с актерами. Кроме Хабенского. Я ему доверяю. А другим актерам – не могу.

– Есть такое мнение, что артисты – это психи. Люди с большим количеством «тараканов» в голове. Это так?

– (Пауза.) Просто актеры – это другой мир. Другая психика. К сожалению, часто разрушенная. Не алкоголем, а сомнениями, переживаниями. У меня, например, очень тяжелый характер. Со мной трудно работать. Я бываю жесток. Бываю невыносим. Бываю добрым. Бываю хорошим. Бываю преданным. Бываю разным. Это состояние актерское, нервное. Люди этой профессии страдают больше. Потому что восприимчивее. Вот ты ждал роль, долго ждал. А ее тебе не дали. И ты не понимаешь – почему??? Любой нормальный человек скажет: ну, не дали роль, ну и что?! А у тебя жизнь закончилась…

– То есть женский истерический тип характера?

– К сожалению, да. Что-то мы здесь у вас отобрали.

– Вы стали популярным, только когда вам было уже «за сорок». Не обидно?

– Ну… Нет, наверное. Хотя известность нужна. Эта профессия не терпит вторых. Она любит только первых.

– Вы карьерист?

– Нет, я скорее подчиненный. Только я такой странный подчиненный, поскольку человек свободолюбивый и меня очень сложно заставить подчиняться. У меня поэтому всегда был конфликт с профессией. Актер ведь человек зависимый. А начальником сам быть не могу. Я слишком добр. И эмоционален. А карьера, для чего карьера? То, что дарит актерство, само по себе уже счастье. Такого состояния полета ни одна другая профессия не дает.

– Если бы вы не стали актером, чем бы занимались?

– С удовольствием врачевал бы людей. Я до сих пор считаю, что глупость сделал, не пойдя в медицинский институт. Честно говоря, не помню, каким врачом хотел быть. Но сделать так, чтобы человек поверил в себя, исцелить его… Это необычайно сложно. По крайней мере мне так всегда казалось.