Вахтанг Кикабидзе: "Человек должен быть профессионалом своего дела"

– Вахтанг Константинович, вам тяжело наблюдать за тем, что сейчас происходит в отношениях между нашими странами?

– Если человек гражданин, он переживает все, что касается его родины, его семьи, его близких, вообще людей. По своей натуре я такой, что никогда ничего не показываю, но в последние десять-пятнадцать лет у меня все время плохое настроение.

– В чем спасение?

– В юморе. Меня этому еще в детстве научила мама. Она говорила: «Если будешь серьезно на все смотреть, ты постепенно поймешь, как тяжело жить человеку. Смотри на все с юмором». И мои близкие считают меня веселым человеком. Хотя на самом деле я очень сентиментален. Могу прослезиться, если вижу даже на экране, как мучают детей. Я считаю, что люди не имеют права на то, чтобы мешать жить друг другу. Потому что человек приходит в этот мир один раз. И тут какой-то политик начинает войну. И насильно тебе навязывает какую-то нелепую жизнь. Все это – как это по-русски сказать? – мура. Живи, строй, созидай, занимайся своим делом, если на то у тебя таланта хватает. Я в любой момент могу попасть в парламент Грузии. Потому что там меня очень любят. Но я никогда не пойду туда. Это не мое дело! Я считаю, что я лучше буду делать свое дело, чем учить людей тому, какая у нас должна быть конституция. Я вижу, что какие-то вещи они делают правильно, а какие-то – нет. И меня это мучает, и у меня постоянный стресс. Но я туда не пойду.

– Не хотите ответственности?

– Не хочу грязи. Очень не хочу. Дело в чем? Дело в том, что художник должен обладать редким политическим даром для того, чтобы самому для себя решить, что политика для него выше, чем искусство. Потому что если он сам об себя ногу свернет, он сразу опускается очень низко. Он уже не режиссер и не артист, и не политик. Он – никто. Он становится пустяком. И любой журналист с ним может говорить уже другим тоном. Я видел, как это происходит со многими моими знакомыми, очень талантливыми людьми, которые влезли в политику. Человек должен быть профессионалом своего дела.

– Приехав в Москву, вы на три дня исчезли где-то на рыбалке. Это – серьезная страсть или просто способ уйти от журналистов?

– Я очень люблю воду и всегда стараюсь, если есть возможность, выбираться туда, где она есть – на озеро, на реку… Ловил я во многих странах, даже в Мексике. Там я ловил мерлина. Это меч-рыба, о которой писал Хемингуэй в «Старике и море». В Подмосковье тоже интересная рыбалка.

– Что может в Подмосковье составить конкуренцию меч-рыбе?

– Здесь таких рыб нет. Здесь есть окунь, карп, сазан. Главное – быть там, понимаете? Наловить рыбу, сварить уху, посидеть, выпить немного водки. Сейчас я в Грузии почти месяц сидел дома и все время ходил на рыбалку.

– В Грузии какая рыба наиболее хороша?

– Там есть усач, которого в России нет. Форель. Карась. Сейчас мы ловили лещей. Когда меня зовут куда-нибудь приехать, зная, что я люблю рыбу, меня всегда перед концертом приглашают на рыбалку.

– Значит, вы знаете Россию не только с ее «глянцевой», гастрольной стороны?

– Мое личное мнение: маленькие города России, может быть, хуже выглядят, чем Москва, но люди другие там. Там другой быт. Там все настоящее. Поэтому я очень люблю выступать в маленьких городах. Я один раз был на концерте Паваротти в Москве и видел его ошеломленные глаза, когда вдруг в паузе у половины зала начали звонить мобильные телефоны. И они очень важно докладывали своим домашним, что находятся на концерте Паваротти.

– А в провинции мобильные телефоны выключают?

– Или выключают, или их просто нет. Там все по-домашнему.

– В таком случае для чего вам концерт в Москве? Вам лично? Ведь капля чистоты никак не высветлит общую грязную лужу...

– Если мы все будем так рассуждать, тогда хуже будет. Песни надо петь для тех людей, которые что-то оттуда берут. Я никогда не пел песен о конституции, о флаге, о танке. Я всегда пел песни о маленьком человеке. О любви. На стихи хороших поэтов. И на мои концерты ходят люди, которые хотят именно об этом услышать. На моих концертах не висят на люстрах, но случайных людей нет.

– Вы – блистательный актер. Почему вас сегодня нет на экране?

– Ничего интересного не предлагают. Предлагают играть в каких-то непонятных сериалах с ментами, ворами и проститутками. Зачем это?

– Но есть же Данелия.

– Данелия говорит, что не может с протянутой рукой ходить и выпрашивать денег на картину. Я пишу для себя. Сейчас заканчиваю сценарий.

– А потом? Придете с ним к Данелии?

– Потом посмотрим. Если Данелии понравится, я буду только счастлив ему его отдать. Если нет – выкину вообще к чертовой матери. Хотя… Я снял сам одиннадцать короткометражных художественных фильмов. Посмотрим.

– А о чем этот сценарий?

– Вот о том, о чем вы со мной говорите. О жизни. Еще книжку сейчас заканчиваю.

– Каким образом российский читатель сможет ее прочитать?

– Она пишется на русском языке и будет издана в Москве. А в Грузии хотят, чтобы я сделал такой контракт с москвичами, чтобы ее разрешили перевести.

– Вы пишете ее на русском, значит, и думаете на русском?

– Да. Причем пишу от руки. Я не умею работать с этим, как его… Рука устает, почерк плохой, трудно, но интересно. Две трети работы уже сделано. В этом году книга уже будет издана, я думаю.

– Возвращаясь к Георгию Данелии. Не будь этой судьбоносной встречи, не было бы одного из тех фильмов, что любимы миллионами, не устанавливали бы памятник героям «Мимино» на Чистых прудах. Как произошла ваша встреча?

– Меня ему порекомендовала мать Софико Чиаурели, его тетя. Сама величайшая актриса. А Данелия не любит, когда ему что-то предлагают сделать, и наша первая встреча на меня произвела удручающее впечатление. Он мне очень не понравился, и я ему тоже. Ему для картины «Не горюй!» был нужен другой Бенджамен – толстый, потеющий, рыжий, пьющий мужик. А к нему в гостиницу пришел я – худой, в рваных джинсах, со жвачкой во рту. В общем, никак он меня в главной роли не увидел. Но потом уже во все свои картины приглашал.

– Вы и сейчас худой, и вас очень легко представить в рваных джинсах и со жвачкой во рту. Как сохраняете вечную молодость?

– А я к врачам никогда не хожу. Я как-то тут был в Минводах и встретил там одного очень известного московского артиста, которого вы все очень любите. Я так ему обрадовался и предложил: «Гена, пойдем посидим, выпьем за встречу!» Он говорит: «Нет, я приехал специально в Минводы выводить шлаки». Я подумал, что, наверное, я дурак. Потому что я считаю, что пока мужик двигается, машет руками, выпивает с друзьями и ухаживает за женщинами, он живет. А иначе ему – хана. Я все время езжу с концертами. Сейчас от вас поеду в Питер, потом, кажется, в Красноярск. И я не буду петь песню «Мои года – мое богатство», хотя, уверен, меня будут об этом просить. Мне еще рано ее петь. Я ответил на ваш вопрос?

– Вполне. Вы когда сейчас репетировали, пели какую-то очень красивую и печальную песню на грузинском, которого я, к сожалению, не знаю. О чем она?

– «Я хочу собрать все цветы земли и положить их у твоих ног».

– То есть о любви?

– Любовь разной бывает. Любовь – это такая штука, которая не подлежит никаким законам. Все может быть. С любым человеком может произойти вдруг то, чего ты никогда не сможешь представить. Но если бы это случилось со мной, то было бы очень плохо, потому что я очень люблю свою семью, свою жену, и очень ко всем к ним привязан. Но если это случится вдруг, то человек не должен портить жизнь своему близкому. Нужно договориться, и если это нормальный человек, он сможет понять. Ведь что такое любовь? У меня в детстве была подружка Нана. И у нее была такая тетрадка, куда на всякие вопросы она и ее подружки писали свои ответы. Я у нее эту тетрадку украл. И там на вопрос: «Что такое любовь?» одна из них написала: «Это зубная боль в сердце». Хорошо, да?