Режиссер Роман Виктюк: «Фантом денег убивает смысл жизни»

– Что лучше для женщины – встретить Дон Жуана и быть обманутой им или прожить жизнь, не встретив того, кто способен разбудить в ней любовь?

– Я думаю, что, если в женщине есть способность к воображению, к мечте, если она способна всю жизнь до последнего вздоха ждать, искать и поиск для нее – самое главное, тогда она в каждом встреченном ею увидит Дон Жуана и никогда не будет обманута. Потому что дело не в моменте отчаяния, а в той трате любви, нежности и доброты, на которую она идет. И если она теряет его, то говорит себе: «Это я виновата. У меня было мало нежности, потраченной на него». И она будет искать его снова. И может быть, никогда не найдет, но в последний раз закроет глаза со словами: «Я тебя встречу там, куда я ухожу». И великие артистки отличаются тем, что, когда они в жизни не находят Дон Жуана, на сцене, играя встречу с ним, становятся Невестами с большой буквы. Там они находят то, что могут в жизни никогда не найти. Бог так поцеловал этих вечно ищущих, не верящих в то, что они не найдут, что на сцене у них есть то озарение, когда им кажется, что они это уже ощутили. И это бывает только у великих актрис.

– Я правильно вас поняла, что Бог благосклонен к тем из нас, кому дарит воображение, а не к тем…

– ...кому дарит расчет и разум. Там есть подмена. Я думаю, что эту подмену строит дьявол, который нам постоянно нашептывает в одно ухо… И те, кто хотят слышать дьявольские трели – трели расчета, разума, цинизма, иронии, пошлости, они проигрывают. И когда в их жизни встречается тот объект, который достоин чувства, полета, у этих людей этого уже нет. И они в отчаянии отказываются от этого навсегда. И протягивают руку в танце дьявольскому началу и танцуют, не понимая, что это не танец жизни, а танец смерти.

– Способность сохранить в себе ребенка – это самое главное?

– Я даже думаю, что не только для артиста. Потому что ребенок – это первоощущение, первозданность. Ребенок – это благоговение перед жизнью. Ребенок никогда не говорит близким, родителям, тем, кого любит: «Нет». Он только с восторгом говорит: «Да!» Ребенок и артист, не потерявший своей детскости, это своеобразное колесо энергии, которое движется само по себе. Там не нужны никакие подключения электричества, розетки, провода. Это все отпадает. Имеющий первородную энергию – вечный двигатель. Такими были все великие артисты. Я видел во МХАТе, как Андровская играла «Cоло для часов с боем». Ее привозили из больницы, где она лежала с раком последней стадии. На носилках заносили за кулисы, одевали и гримировали. Как только она слышала волшебные звуки танго, она вставала и сама выходила на сцену. Потому что в ней пробуждалась та энергия, которая, казалось бы, по всем законам медицины не должна была в ней присутствовать. В ней пробуждалась мадам Конти, мадам, которая любит, мадам-ребенок. Она играла сцену, разбивала бокал шампанского, выходила за кулисы и падала на носилки. И спрашивала, когда следующий спектакль. Все понимали, что его может не быть. Все к этому шло. А она знала, что будет. Это было чудо. Это то небесное, о котором не нужно говорить никаких слов, потому что все они окажутся неправдой. Потому что в человеке есть тайна, которая не исследована и не будет исследована никогда! Этой тайной можно только восторгаться и шептать: «Это мое вдохновение».

– В ком вы встречали эту тайну?

– Алла Демидова, Алиса Фрейндлих, Лена Образцова, Марина Неелова, Оля Яковлева, Валентина Талызина – это мои небесные невесты. Вот в них это есть. У Аллы Сергеевны сейчас юбилей. Нехорошая цифра. А она для меня девятнадцатилетняя. Потому что есть краткосрочный возраст, а есть тот космический возраст, когда время даже не находит слов, чтобы перед нами извиниться, что оно так быстро нас подгоняет куда-то. И все мои подруги приходят уже к этому цифровому жестокому знаку, а я кричу: «Нет! Нет! Время безжалостно, но Космос вас любит. Вы отмечены, и вас поцеловал Бог». И с этим воспоминанием Божьего поцелуя они живут всю жизнь. А поцелуй этот сохраняет детство. И детство это у них исчезнуть не может. Ни под каким предлогом. Ни при каких обстоятельствах. Даже сейчас. Их годами не снимают. Они годами не играют. Они закладывают свои квартиры, живут на дачах. Потому что денег нет, никто не помогает, никто никому не нужен. Их так легко забывают! Появляются эти боги с маленькой буквы из сериалов, не боги, а дьявольские личины, а настоящие святыни не видны.

– Вы их все время отыскиваете. Недавно на экране в вашей передаче «Поэтический театр Романа Виктюка» я видела столетнюю Сухаревскую…

– Я работал с ней двадцать семь лет тому назад. Я с ней сделал несколько спектаклей. Ей сто лет. И когда эта передача была в эфире, мне позвонили мои великие артистки со слезами и сказали: «Мы хотим быть такими!» Потому что в свои сто лет Анечка так умеет любить эту жизнь! Так умеет любить людей! У нее больны ноги, она не может ходить, но она так красива! Ее любила Раневская. Она играла в «Иванове» в театре Пушкина со Смирновым. Она была московской звездой. И когда она появилась в свой столетний день у меня, поверь мне, был не только праздник моей души, это, быть может, было оправданием всей моей жизни. Я возвратил ее тем людям, которым она нужна.

– Сейчас мало кто думает об оправдании жизни…

– Смысла жизни сейчас никто не ищет. Быстротечность суеты и фантом денег убивают эту потребность. Но когда появляется талант, я понимаю, что жизнь имеет смысл. Потому что есть святые артисты. Нищие, но богатые духовно. Они не плачут, не ропщут, в них нет отчаяния. Они терпеливо несут свой крест. Такими людьми всегда была богата Россия.

– Значит, богатство духа оборачивается бедой для несущего его?

– Нет, никогда, если ты знаешь, что каждая беда, каждое несчастье укрепляют твой дух! Потому что впереди есть свет! Если этого ощущения нет, тогда приходит одиночество. Но тем, кому виден этот свет, одиночество обернется уединением. Там нет ни ненависти, ни зла, потому что ты все время знаешь, что в тебе есть свет. Все! Это кажется так просто! Это почти непостижимо!

– Такую кристальную картину мира вам подарил возраст?

– Нет! Какой возраст? Когда мама была беременна мною, это было во Львове, она приходила в оперный театр на «Травиату» и, слушая эти волшебные звуки увертюры, чувствовала, как я бился внутри. Я так хотел в этот мир ворваться! И мама говорила, что мой крик прихода в этот мир звучал, как первая нота этой увертюры. Это имеет колоссальное значение. Каждая мама должна знать, в какой тональности – в миноре или в мажоре – ребенок приходит в этот мир. Принял он этот мир или нет. Дети, которые кричат в миноре, – старики при рождении. А тем, кто кричит в мажоре, Бог дарит эту предопределенность поцелуя.

– Значит, вы пришли в этот мир…

– …с волшебными звуками Верди. И когда я уже ставил в Италии, первое, что сделал после приезда, попросил провести меня на его могилу. И сколько мне ни предлагали поставить «Травиату», я отказываюсь. Потому что хочу, чтобы это был мой последний спектакль. Как благодарность. Когда это будет, не хочу думать сейчас, в свои девятнадцать лет.