Posted 27 сентября 2006, 20:00
Published 27 сентября 2006, 20:00
Modified 8 марта, 08:58
Updated 8 марта, 08:58
В четырнадцать лет Федор Павлов-Андреевич поставил хармсовскую «Елизавету Бам» на школьной сцене. Как он сам без ложной скромности уверяет, та школьная постановка отличалась отнюдь нешкольной глубиной. Прошли годы. Видимо, либретто школьного спектакля и его светлая тень жили в душе успешного продюсера и телеведущего, главы агентства Face fashion, к тому же задумавшего создать под эту базу театр «Наркомфин». И он решил сделать своеобразный «ремейк» собственного детства, уже не жалея затрат. Получив финансовую поддержку от Роскультуры и частной компании, он пригласил в постановку «Елизаветы Бам. Я никого не убивала» уже не одноклассников, а профессиональных актеров (заглавную роль Елизаветы попеременно играют бывшая актриса МДТ Мария Никифорова и... Евгений Стычкин). Задействованы модные хореографы Дина Хусейн и Аня Абалихина. Главную песню спектакля на музыку Соловьева-Седого написала и спела мама режиссера известная писательница Людмила Петрушевская.
В красном пространстве, созданном сценографом из США Катей Бочавар, сотрудничавшей с самим Бобом Уилсоном, стелются театральные дымы, мигают лампочки, разгуливают не то марсиане, не то вибрионы холеры. Сама Елизавета Бам ковыляет по сцене на одном каблуке. Красный надутый шарик гордо изображает левую грудь, на месте правой нашит черный квадрат, а капюшон на голове заканчивается гордо торчащей резиновой дубинкой. Ее Папаша-мамаша (Сергей Ганин) разгуливает в наряде, состоящем из сшитых друг с другом трапеций. А Нищий бродит в костюме, сплошь из нашитых грудей. Бартеневские костюмы «от кутюр» оказались главной приманкой зрелища. Красно-бело-черные конструктивистские одежды расцвечивают сцену, причем каждый новый наряд причудливее предыдущего. В сложнопостроенных костюмах ряду персонажей трудно двигаться, и тем более выполнять гимнастические упражнения, на которые разложены оставшиеся реплики «Елизаветы Бам» Хармса.
Федор Павлов-Андреевич разложил текст на движения как на ноты. Все вместе отдаленно напоминает школьные речевки: на счет «раз» повернули голову; на счет «два» сели на четвереньки, на счет «три» хором сказали «гав-гав». Естественно, вместо считалки использованы фразы Хармса. При желании можно вычленить общий сюжет: два загадочных уполномоченных пришли арестовывать Елизавету Бам за некое убийство, которого она не совершала. Можно воспринять текстовый массив просто как бессвязные и навязчивые реплики, типа рефрена в музыке. Симпатичная пара на втором ряду, бодро протанцевавшая весь спектакль, не сходя с места, так и поступила и получила массу удовольствия и пользы (полтора часа зарядки безо всяких тренажеров). Хуже всего пришлось тем, кто пытался вычленить некую общую мысль постановки, подобие режиссерской трактовки или что-нибудь ее заменяющее. Но, в конце концов, мало ли в Москве спектаклей, необремененных решительно никакой художественной мыслью?
В опыте Федора Павлова-Андреевича привлекает другое. Сколько в Москве оказалось отзывчивых людей! Захотелось скромному театральному продюсеру, у которого за спиной только один и неудачный опыт постановки пьесы собственной мамы, вспомнить детство: и подсобрались спонсоры, и даже государство пришло на помощь. Просто начинаешь верить в человечество. А в голову лезут всякие прекрасные мысли: помню, в шестом классе пела на сцене оперного театра в «Борисе Годунове» – пойти что ли в Роскультуру, попросить денег, пригласить самого Боба Уилсона – и запеть…