Но, приобретя билет в театр, в кино, на концерт, вы, как правило, не только оказываетесь в полной зависимости от организаторов, но и фактически покупаете «кота в мешке». Вместе с этим «свободное искусство» нас все чаще радует откровениями «за гранью фола»: сцены, киноэкраны и выставки иной раз просто кишат матерщиной, порнографией и прочей грязью, не говоря уже о банальной бездарщине.
За семнадцать сезонов, проведенных при капитализме, деятели нашего искусства не только поняли, что их произведения имеют весьма высокую рыночную стоимость, но и прекрасно освоились в технологии рекламы, пиара, маркетинга. И наряду с действительно высококлассными зрелищами учреждения культуры нашей страны захлестнула волна сомнительной и низкокачественной продукции. Благо по существующим нормам производитель не несет перед зрителем практически никакой ответственности.
Один недовольный за 17 лет
Деньги вам вернут только в случае отмены представления. Все остальное – дело риска. Причем риска именно зрительского. Вживую будет петь певец или под «фанеру»? Первый состав будет играть в спектакле или четвертый? Действительно ли разрекламированный фильм окажется «искрометной комедией» или плохо сляпанной скукой?
Председатель правления московской Конфедерации обществ потребителей Дмитрий Янин сказал «НИ», что единственный случай, когда недовольный гражданин обратился в общество по поводу некачественного концерта, был лет семь назад. С тех пор – ни одного звонка. Если организаторы не возвращают деньги сразу, то претензию потребителя нужно разбирать в судебном порядке. Опасаясь долгого судебного расследования, наши зрители не спешат жаловаться в конфедерацию. А многим, возможно, и в голову не приходит, что качество концерта, спектакля, выставки и условия их проведения могут быть обжалованы за нарушение прав зрителя.
В Российском фонде защиты прав потребителей «НИ» заверили, что к ним еще ни разу не поступали заявления с просьбой защитить от «плохого» искусства. «Возможно, людям неловко и стыдно обращаться к нам и жаловаться на мат или другие неприятные моменты, которые они видят и слышат в кино, театрах, – рассказала «НИ» юрист Фонда Евгения Персидская. – Но если бы к нам поступали подобные заявления, то мы бы обязательно принимали все меры, чтобы защитить потребителей».
Взятки фонограмщиков
К самым дорогостоящим зрелищам у нас относятся концерты. Однако, заплатив стоимость билета (часто равную стоимости хорошего цветного телевизора), покупатель даже не получит гарантию, что перед ним будут петь вживую. Немало уже сказано о том, что на афишах нужно особо оговаривать, что концерт проводится под фонограмму, однако воз и ныне там. Даже самые радикальные сторонники этой меры признают, что она в России действовать все равно не будет: все ограничится взятками звукорежиссеру или лицу, его проверяющему.
Другая сторона медали – мат на сцене. В том, что столичный мэр Лужков лично распорядился не пускать строптивую группу «Ленинград» на большие концертные площадки города, тоже есть элемент отсутствия культуры работы с потребителями. У нас принято либо безгранично разрешать, либо безгранично запрещать. О том, чтобы просто предупредить публику на афишах и билетах (как это делается на компакт-дисках) о нецензурной лексике исполнителей, никто почему-то не задумался. Организаторы обычно отделываются общей фразой на билете о том, что «зритель берет на себя всю ответственность за пребывание на концерте». Но если писать эту фразу и для концерта группы «Блестящие», и для «Гражданской обороны», на нее уже никто реагировать не будет.
Вам бинокль или беруши?
До эстрадных цен театрам пока далеко. Но вот выбор: купить зимние сапоги или сходить на кассовый спектакль, уже вполне реален. Правда, сапоги вам дадут померить, а потом засунут чек с гарантией от пары недель до нескольких месяцев. Окажется ли спектакль качественным зрелищем, вы узнаете только в зрительном зале. Удивительно, но, платя солидные деньги за театральные билеты, наши зрители в массе довольно плохо представляют, на что именно берут билеты. По данным одного из последних социологических опросов, в среднем только два процента публики в зрительном зале точно знают содержание пьесы, фамилии занятых актеров, работы режиссера, чью постановку им предстоит увидеть. Основная масса публики, покупающая билеты «потому что давно не были в театре», потому что «свободный вечер» или давно хочется посмотреть на сцене любимого актера, к предстоящему зрелищу оказывается решительно не готова.
Когда на сцене «Сатирикона» шел спектакль «Великодушный рогоносец», по личному распоряжению Константина Райкина был установлен фейс-контроль, и всех малолетних зрителей решительно разворачивали из театра, возвращая стоимость билета (причина – эротический сюжет спектакля). Но такая акция – вещь чрезвычайно редкая.
Одно из самых страшных испытаний последнего времени – спектакль «Клаустрофобия» Константина Костенко (екатеринбургский театр, приехавший на гастроли в Петербург). На сцене шел подробный и тщательно иллюстрированный рассказ о том, как два зэка «опускают» соседа-мальчика по камере. А в зале сидели мамы с детьми, интеллигентные старушки, несколько школьников и т.д. Выйти из зала можно было только мимо сцены. И далеко не у каждого зрителя хватало выдержки поднять во время действия свой ряд, спуститься по проходу и на глазах у всех пройти к выходу. Полтора часа шла настоящая экзекуция, когда сидящая за корреспондентом «НИ» мамаша старалась закрыть глаза и уши своей 12-летней дочке. И все эти мучения люди терпели за собственные деньги. При этом в рекламке спектакля не было ни одного слова о реальном содержании предстоящего зрелища: там скупо сообщалось, что речь идет о непростых отношениях товарищей по камере.
Между тем в международной практике принято предупреждать зрителей о том, что их ждет. Когда в Эдинбурге испанец Каликсто Биейто показывал довольно шокирующий спектакль «Платформа» с элементами жесткого порно и нецензурной лексикой, весь театр был буквально обклеен предупреждениями. Их раздавали при покупке билетов. Ими снабжали у входа в зрительный зал, чтобы каждый зритель мог выбрать: готова его нравственность к предстоящим испытаниям или нет. На этой неделе в Лондоне поставили спектакль о событиях на Дубровке в
Москве, когда террористы захватили в заложники зрителей и актеров мюзикла «Норд-Ост». В фойе висело предупреждение: «Спектакль содержит выстрелы, мат и жестокие сцены. Не рекомендуется для просмотра детьми».
Безусловно, в целом ряде постановок и матерный сленг, и откровенные сцены художественно необходимы. Вырежи из мхатовского спектакля «Изображая жертву» матерный монолог офицера милиции, и он потеряет кульминационную сцену. Лиши Калягина-Короля Убю сочных словечек – и фарс Альфреда Жарри сильно потеряет в колорите. Но почему бы не предоставить право выбора – смотреть или не смотреть – самому зрителю?
Свободное искусство: не влезай, убьет!
Недоразумения сплошь и рядом встречаются и в сфере художественных выставок. Около двух лет назад в одну из московских галерей привозили редкие снимки Роберта Маплторпа (работы этого художника показывал и Эрмитаж). В прессе было объявлено, что наконец можно увидеть величайшую классику фотоискусства ХХ века из первых рук. В результате охранники галереи вынуждены были отпихивать от дверей школьные экскурсии с «продвинутыми учителями». Педагогам на ухо объясняли, что снимки – гомоэротичные, и вся галерея полна изображениями мужских половых органов. К слову, на декабрь 2006 года Исторический музей заявил большую выставку «Эротика в культуре» – и в этом случае от экскурсий уже не отвертеться. Кураторам придется исключить целый пласт произведений, которые можно увидеть в секс-музеях.
Зона современного искусства – самая опасная для неподготовленного посетителя. Там, где, например, звучит гендерное высказывание (заявление художника о половом неравенстве), зритель может усмотреть порнографию. Там, где речь идет о призыве к религиозной терпимости, сторонний наблюдатель подумает, что перед ним – оскорбление чувств верующих. Опытные галеристы – Марат Гельман или Елена Селина – считают, что информировать о «рифах и провокациях» не входит в их обязанность, к ним идут те, кто готов к любым встряскам, а объяснять – дело журналистов.
В музейной среде до сих пор мало задумываются о реакции зрителей. Когда обозреватель «НИ» спросил у директора Пушкинского музея Ирины Антоновой, устраивалось ли обсуждение или какой-то опрос среди посетителей, стоит ли переносить лучшие картины импрессионистов из главного здания в неудобную пристройку, на ее лице возникло выражение недоумения: при чем здесь обсуждение, когда для музея так лучше?
Кассы и рейтинги
Нецензурные слова на киноэкране в последнее время стали практически нормой. Редкий режиссер умудряется не вставить в картину крепкие словечки. Правда, обо всех этих авторских изысках режиссеры, продюсеры и прокатчики фильмов почему-то с удовольствием рассказывают в интервью, но никогда не сообщают в аннотациях к картине. Максимум, чем они ограничиваются, это ремаркой – «от 18 лет». В результате зрители только во время сеанса понимают, что зря пришли на эту картину. Именно поэтому в кинотеатрах часто можно наблюдать, как люди уходят из зала уже на первых минутах просмотра фильма. Потраченные деньги кассиры, естественно, не возвращают. Такая политика не только нарушает права потребителя, но и поощряет недобросовестных кинопроизводителей. Ведь получается, что вне зависимости от того, понравился тебе фильм или нет, все равно ты его посмотришь один раз, заплатив и за достойную картину, и за пошлую безвкусицу одинаковые деньги.
На Западе к прокату картин относятся более добросовестно. В США с 1968 года, перед тем как попасть в широкий прокат, фильм проходит через специальную процедуру присвоения рейтинга. Классификация была разработана Ассоциацией кино Америки и Национальной ассоциацией владельцев кинотеатров. Рейтинги картинам присваивают не профессиональные критики, а родители-добровольцы. Они просматривают фильм и особое внимание уделяют различным «черным» моментам. К примеру, они отмечают, есть ли в картине обнаженная натура, сцены насилия, ужасы. После этого фильму присваивается один из рейтингов: G (предназначен для любой аудитории), PG (фильм содержит ряд сцен, которые могут негативно повлиять на ребенка), PG-13 (детям до 13 лет этот фильм смотреть не рекомендуется), R (фильм не предназначен для подростков, не достигших 17-летнего возраста) и NC-17 (обычно подобным образом обозначают порнофильмы, которые категорически противопоказаны лицам, не достигшим 17 лет).
Трудно предполагать, что при продаже билетов организаторы концерта, директора фестивалей, кураторы выставок сами и добровольно захотят предоставить покупателю полную и достоверную информацию. Скажем, честно написать, что спектакль не удался, концерт страдает откровенной пошлостью, от содержания кинокартины с души воротит, а с потолка галереи на вас может упасть человеческий труп. Но в качестве первых шагов навстречу зрителю вполне можно в обязательном порядке требовать предоставлять информацию о нецензурной лексике или шокирующих моментах предлагаемого зрелища. Как это ни парадоксально, но подобная мера пойдет на пользу и самому искусству. Принятые меры восстановили бы пошатнувшийся кредит доверия публики к своим художникам. Мировой опыт показывает, что меры по защите прав потребителей часто поднимают спрос в той или иной отрасли. Облагораживая нравы в сфере искусства, превращая зрителя из слепой жертвы в сознательного участника процесса, глядишь, можно поднять и прибыли в сфере культуры. Прежде всего духовные.