Красные люди, голубое небо

Теперь называемый «национальным достоянием», Булатов до середины 1980-х был художником андеграунда, не имевшим в России ни одной персональной выставки. Долгие годы рефлексируя «в стол» по поводу пугающей социалистической реальности, Булатов вознесся на волне перестройки и интереса к СССР до художника мирового уровня (в 1988-м ЮНЕСКО назвало его лучшим художником года). Он уже давно живет в Париже.

Впервые в России персональная выставка Булатова была показана в Третьяковке ровно три года назад: тогда удалось привезти только графические эскизы к полотнам, а это было равносильно просмотру каталога произведений художника. Ведь согласитесь, трудно полноценно представлять трехметровые холсты по зарисовкам на листах формата А-4. Но и эти эскизы произвели тогда большое впечатление.

Теперь пробелы восполнены. Показано все – и ранние эксперименты под влиянием учителя Роберта Фалька, и большие живописные полотна, и эскизы к ним, и даже иллюстрации к детским книгам. Кстати, последнее сделало Булатова близким и любимым каждому: уже два взрослых поколения воспитаны на его золушках, красных шапочках, спящих красавицах и сказках братьев Гримм. Если не полениться и порыться на антресолях, наверняка у каждого найдется книга с его рисунками.

Но в историю искусств Булатов вошел в первую очередь благодаря своим живописным экспериментам со словом, пространством и цветом. «Живу-вижу» – слова из стихотворения поэта Всеволода Некрасова, близкого друга художника, стали его творческим кредо. В застойные годы Булатов тонко иронизировал над действительностью: лозунги, многочисленные объявления и поучения, окружавшие советского человека, превратились в его картинах в портрет повседневности. Когда советская эпоха ушла в небытие, то пролетарский красный цвет стал всего лишь отблеском вечернего заката, а слова «Опасно», «Осторожно», «Входа нет», «Не прислоняться» сменились в работах художника на цитаты из стихов Некрасова, которому посвящен цикл работ «ВОТ», давший название всей выставке.

В экспозиции попадаешь словно в Королевство кривых зеркал. Слова разлетаются на картинах во всех возможных направлениях, делая их буквально бесконечными. «Иду», – говорит Эрик Булатов в одном из своих ранних произведений (1975), отправляясь в глубь пространства картины. А поскольку изображены на ней всего лишь текст и небо, то «уходит» художник в необозримое, обретая тем самым полную свободу. «Свобода есть свобода», утверждает другое известное его полотно (2000), на котором слово, прорываясь сквозь преграду текста, тоже «уплывает» в небеса.

Булатов решает сложнейшую художественную, лингвистическую и пространственную задачу. Оказывается, если придать нужное направление нарисованному слову, то оно сможет сказать, а главное, показать все, что угодно. И вот слова «Небо и море» (1984) на фоне волн и облаков складываются под прямым углом, «Вода текла» (2001) – действительно как в реке, устремляясь в даль, «Небосвод-небосклон» (2001) образовал форму купола, а название New-York напоминает небоскреб.

Давно живя во Франции, Булатов крайне редко употребляет в своих произведениях какие-либо иностранные слова, да и любимый им пейзаж тоже редко покидает российские просторы. «Чем дальше, тем больше я осознаю себя русским художником», – говорит он. В его творчестве всегда была неподдельная искренность, которая и сделала его настоящим художником. Как говорит Всеволод Некрасов: «Эрик ходит напрямик, как привык».