– Вас называют живым классиком. А на улицах узнают? Просят автограф?
– Меня знает очень узкий круг людей, потому что я не эстрадник и не пишу музыку массовой культуры. И это меня вполне устраивает. Совсем не хочется, чтобы меня узнавали на улице. Люди, которые следят за другими – не трудяги, а лоботрясы. И зачем нужно быть объектом для наблюдения? Это же мешает жить. Кроме того, это портит. Правда, каждый творческий человек в меру честолюбив. Шостакович говорил: «Честолюбие – неплохая вещь» – но тут должно быть чувство меры. Чайковский, к примеру, был о себе гораздо худшего мнения, чем некоторые довольные собой графоманы.
– Вы много лет преподаете в Петербургской консерватории, поэтому хорошо знаете современную музыкальную молодежь. Она сильно отличается от вашего поколения?
– Молодым теперь труднее, чем было нам. И пробиваться молодому дарованию в современном обществе бесполезно, потому что пробиваются сейчас только бездарности. Это мы должны заботиться о том, чтобы замечали молодых талантливых людей. Стараюсь в своих концертах давать дебюты в основном людям от 10 до 25 лет. У нас прекрасная, может быть, лучшая в мире школа. Именно поэтому я многие свои произведения пишу в содружестве с юными людьми.
– Творчество вашего отца – писателя Михаила Слонимского отразилось на произведениях, которые вы сочинили?
– Конечно. Мой отец был членом литературного объединения «Серапионовы братья», названного так по одному из циклов Гофмана. Ранние рассказы отца 20-х годов – правдивейшее повествование о том времени, о людях, которые не имели принципов, принимали фразеологию любой эпохи и любой идеологии, словно надевали маску. О том, как гибли люди убежденные, правдивые и бесхитростные. Это, конечно, теперь и моя тема. Она звучит в моей музыке. Влияние еще одного человека я постоянно испытываю. В детстве со мной был рядом Евгений Шварц – изумительный человек, излучающий душевное тепло всегда и везде.
– Вы согласны с утверждением, что у классической музыки есть сверхзадача?
– Думаю, что это так. Те, кто любят музыку Брамса, Малера, Чайковского, никогда не станут ни террористами, ни хулиганами, ни дураками, ни хвастунами, ни пустыми транжирами. Будут уважать людей, работу, страну. Данный факт недооценивается нашими властями, и это надо признать. Те, у кого в ушах провода с попсой, запросто могут огреть по уху сверстника или старика ради легкой наживы, податься в бандиты или в наркоманы. Словом, это совсем не простая вещь – есть простота, которая хуже воровства. В музыке, безусловно, так! Те, кто от имени народа для народа требует «легкой музыки», – это во все времена палачи. Шостаковичу в сталинские времена ставили в пример простенькие советские песенки именно те люди, которые пытали, ссылали, уничтожали, подписывали смертные приговоры. Сверхзадача всего искусства – воспитывать серьезных, ответственных, темпераментных людей. Я маленький музыкант, и моя сверхзадача – микроскопическая доля той большой музыки, о которой я говорю.
– Тем не менее вы – автор оперы «Видения Иоанна Грозного» – написали и вполне простую песенку к кинофильму «Республика ШКИД» про кошку, у которой четыре ноги.
– Если не можешь песенку сочинить, то не надо оперы писать. А если не можешь оперу написать, то слишком гордиться тем, что получилась песенка, тоже не стоит.
– Вам интереснее писать для детей или для взрослого слушателя?
– Все интересно. Даже не вижу разницы. Дети – самые требовательные люди. Их нельзя обманывать. Кстати говоря, часто во взрослых концертах мои вещи играют дети. Одно из самых моих трудных сочинений – соната для скрипки и рояля. Ее играла 10-летняя девочка, сейчас ей 17 лет, и она играет эту сонату во всех странах. У нас множество талантливых детей-музыкантов. К сожалению, они в полном забвении. Не допросишься, чтобы их показали один час раз в полгода по телевидению – в качестве примера сверстникам или на радость родителям. Всевозможным фанатам рока или футбола гораздо легче попасть на экран.
– Кого как не композитора спрашивать: как рождается музыка?
– Если вы сороконожку спросите: когда она двигает тридцать восьмой ногой, что делает двадцать пятая, она тут же разучится ходить. Поэтому лучше не вдаваться в подробности. Это естественный и органичный процесс. Он может случиться всегда. Просто нужно носить с собой записную нотную книжку и быстро брать на карандаш то, что родилось. Потому что у меня плохая память. Иногда музыкальные мысли приходят на ночь, а порой – в процессе целенаправленной работы. Чайковский говорил, что вдохновение – редкая гостья, она не любит посещать ленивых. Моя муза – верная! Я не жалуюсь.
– Интересно, какую музыку вы слушаете просто так, для собственного удовольствия? Классическую?
– Люблю бардов, дружу с Аликом Городницким. В известной мере я и сам бард, поскольку писал музыку к театральным спектаклям, к «Республике Шкид», песни к «Интервенции», которые исполнял Высоцкий. В сущности говоря, это жанр, близкий к городскому фольклору. Но свою музыку слушать не люблю. Это занятие всегда вызывает нервное напряжение. Слушаю многое – от раннего средневековья до произведений Пендерецкого, от Шнитке до самой современной музыки.
– Я знаю, что вы написали несколько книг. Что легче – музыку сочинять или прозу?
– Я абсолютно бесталанен в слове. Ничего не могу сочинить. А мои автобиографические книги – документальная проза, быль, которую я просто вовремя записал, и небылицы. Всю жизнь, с детства говорю на музыкальном языке. Поэтому от отца мне вряд ли передался писательский дар. Думаю, скорее, «ходом коня» передается талант как таковой. Мой дядя – Николай Слонимский – известный американский музыковед. Он был дирижер, пианист, знал Гиппиус, Мережковского и всех музыкантов XX века. Двоюродный брат отца, Антоний Слонимский, – замечательный польский поэт, человек очень остроумный. Я же то бываю талантливым, то нет. Но точно знаю, что у меня есть способность не надоесть.
СПРАВКА Сергей СЛОНИМСКИЙ родился 12 августа 1932 года в Ленинграде в семье писателя Михаила Слонимского. Окончил Ленинградскую государственную консерваторию имени Н.А. Римского-Корсакова по классам композиции и фортепиано. Автор опер «Виринея», «Мастер и Маргарита», «Мария Стюарт», «Гамлет», «Иван Грозный», 10 симфоний, 24 прелюдий и фуг для фортепиано, симфонических, камерных и хоровых сочинений, романсов, музыки к фильмам «Интервенция», «Республика ШКИД», «Мандрагор». С 1959 года преподает в Санкт-Петербургской консерватории. |