Posted 4 мая 2006, 20:00

Published 4 мая 2006, 20:00

Modified 8 марта, 09:15

Updated 8 марта, 09:15

Профессор Игорь Кон

4 мая 2006, 20:00
Что же все-таки было в СССР, если «секса не было»? И почему к сексуальному просвещению принято относиться как к вражескому заговору? Сколько в России гомосексуалистов, и всех ли политиков можно скомпрометировать так же, как «человека, похожего на генерального прокурора»? Ответы на все эти вопросы сексолог Игорь Кон дал

– Недавно Мосгордума призвала запретить в России иностранные некоммерческие организации, которые борются со СПИДом, потому что они якобы развращают нашу молодежь. Действительно развращают?

– С одной стороны, это определенная идеология: на Западе все плохо и безнравственно, а мы одолеем СПИД с помощью проповеди целомудрия. С другой – это желание убрать неудобных свидетелей. Пока правительство денег на борьбу со СПИДом не давало, никто, кроме чиновников Минздрава, ею не интересовался. А как только деньги дали, сразу же появились депутаты и чиновники, желающие эти деньги монополизировать и приватизировать. Зарубежные организации, помимо профилактической работы, проводят исследования, опросы. И если западные программы запретить, о провале российских никто не узнает.

– Почему вы считаете, что они провалятся?

– Потому что уговорить современных подростков не вступать в половые отношения до брака невозможно. За последние полвека сексуальная мораль стала значительно более терпимой. Добрачные связи, по данным «Левада-Центра», считают допустимыми 83% москвичей. В США государственные программы проповедуют полное воздержание до брака: «Просто скажи «нет!» Подростки такие обязательства публично на себя берут, но большинство обет нарушает, и потом среди них оказывается гораздо больше заразившихся, потому что они полагались на свои обеты и не позаботились о мерах предосторожности.

– В сексуально просвещенной Европе ситуация лучше?

– В Европе эпидемию СПИДа остановили именно с помощью сексуального образования. И когда нам говорят, что на Западе все плохо, а зарубежные организации приходят в Россию для того, чтобы с помощью полового просвещения нас изничтожить, я вспоминаю, как в 1969 году лидер одной американской ультраправой организации фашистского толка утверждал, что сексуальное просвещение в школе – это грязный коммунистический заговор с целью подрыва духовного здоровья американской молодежи. У нас тогда же говорили, что секс – это грязный американский империалистический заговор для подрыва духовного здоровья советской молодежи.

– Почему к сексу повсюду относились так враждебно?

– Потому что христианская религия допускает половую жизнь только в браке и только ради деторождения. А секс ради удовольствия – это грех. Советскому тоталитарному государству к тому же был необходим абсолютный контроль над эмоциональной жизнью людей. Как писал Оруэлл, «есть прямая и тесная связь между воздержанием и политической правоверностью». Отсюда и знаменитая фраза: «В СССР секса нет!»

– А на самом деле чего не было?

– Не было эротического искусства, сексуального образования и научных исследований. А все остальное было, только под ковром. Самая страшная статистика по абортам была именно в советские годы.

– Получается, что политики, которые хвалят советскую нравственность, лжецы?

– Политики играют в свои игры. Это апелляция к дедушкам и бабушкам, которые собственное поведение в юношеском возрасте часто представляют в розовом ключе, когда все цитировали фразу из дневника Зои Космодемьянской: «Умри, но не давай поцелуй без любви». Шестнадцатилетняя девочка так действительно думала. А потом и поцелуи без любви давали, и происшествия бывали разные, хоть комсомол на страже стоял...

– Наших демократов можно назвать сторонниками более свободных отношений?

– Не думаю. СПС и «Яблоко» этих сюжетов, как правило, избегали. Потому что старшее поколение проголосует за тебя, только если ты защищаешь традиционные ценности. А молодежь на выборы все равно не ходит, и завлекать ее не обязательно.

– В политике часто бывает, что в молодости человек поддерживает радикалов, а с возрастом становится консерватором. По отношению к сексуальной свободе это справедливо?

– Здесь важен не возраст, а семейное положение. Самые либеральные люди – холостяки, затем идут женатые без детей, потом – женатые с маленькими детьми. А самые нетерпимые – родители тинейджеров, для которых это не абстрактный разговор, а практическая проблема. Но от родителей здесь уже мало что зависит. Родительское влияние велико в раннем детстве, когда ребенку можно внушить определенные нравственные представления. А когда подросток становится сексуально-активным, семья как фактор сексуального просвещения больше не работает.

– Как разные общественные группы относятся к легализации проституции?

– Молодые и образованные в основном поддерживают. Пожилые, наоборот, выступают за ужесточение наказания. Лично мне наиболее рациональным представляется превращение проституции в разрешенный вид предпринимательской деятельности, вплоть до создания официальных домов терпимости. Но это реально только в условиях стабильного правопорядка. А если государство не в состоянии защитить богатых предпринимателей, то вырвать из криминальной среды сексуальных работниц оно и подавно не сможет.

– Если какая-нибудь партия встанет на защиту гомосексуалистов, их голосов хватит, чтобы пройти в Госдуму?

– Кого «их»? Если вы возьмете такой признак, как наличие сексуального влечения к лицам своего пола, то получите одну цифру, наличие гомосексуальных контактов – другую, сексуальную идентичность, когда человек признает себя геем или лесбиянкой, – третью. Разброс между этими цифрами, по разным исследованиям, – от одного процента до двадцати.

– А на борьбе с гомосексуалистами голоса можно заработать?

– Политическая гомофобия в нашей стране традиционно очень сильна. Помимо древних предубеждений идет поиск врага, против которого можно было бы направить ярость масс. И это очень удобный козел отпущения. Ведь если дать волю религиозной или межнациональной ненависти, наша многонациональная страна развалится. А за геев и лесбиянок заступаться некому, кроме иностранных правозащитников. Тем более что две трети россиян считают гомосексуальность или распущенностью, или болезнью, но в любом случае чем-то нехорошим.

– Когда-то у правителей были гаремы, а современный публичный политик всегда официально примерный семьянин. А как на самом деле?

– В принципе всякий политик обязан поддерживать семейные ценности. Но политика – дело лицемерное. Сексуальные скандалы возникали и в советское время, когда начальники, пользуясь своим служебным положением, развлекались с подчиненными. Министра культуры СССР Георгия Александрова за это сняли с должности. Тогда появился анекдот, что Александров пишет мемуары под названием «Моя половая жизнь в искусстве». А сегодняшняя наша политическая жизнь коррумпирована снизу доверху, и сексуальная коррупция – лишь небольшая ее часть.

– То есть разоблачить как министра юстиции Ковалева или «человека, похожего на генерального прокурора», можно любого?

– Не думаю, что любого. Политики такие же разные, как и все люди. У них тоже могут быть хорошие семьи. Но если мне показывают сексуальную сцену с политиком, я точно знаю, что организовал это его конкурент, который сам не лучше. Лично мне совершенно все равно, с кем политик спит. И если он содержит штат любовниц, для меня важно только то, на свои или на чужие деньги он это делает и какие обязательства взяты под эти удовольствия.

СПРАВКА

Игорь КОН родился в 1928 году. В 1947 году окончил исторический факультет Ленинградского педагогического института имени Герцена, в 1950 году защитил две кандидатские диссертации – по истории и философии, в 1960 году – докторскую диссертацию по философии. В настоящее время – главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, академик Российской академии образования. Написал свыше 500 научных статей и более 40 книг, в том числе «Сексуальная культура в России», «Лики и маски однополой любви», «Подростковая сексуальность на рубеже XXI века». В 2004 году награжден золотой медалью Всемирной сексологической ассоциации.

Подпишитесь