Академик РАМН, кардиохирург Ренат Акчурин

– Ренат Сулейманович, делая операции уже тридцать с лишним лет, вы, наверное, знаете человека от и до?

– Не уверен. Я до сих пор смотрю в атлас хирургии перед каждой серьезной операцией.

– И все-таки человек вам открыт, как больше никому. Сегодня много говорится о бессердечности, прогрессирующей теми же темпами, что и смертность. Вам понятна природа этого заболевания?

– Бессердечность – это жизнь только для себя. Вспомните, как Пушкин описывал Онегина, – нарциссизм и больше ничего! Другое дело, что человек таким не рождается. Многое зависит от общества, а наше общество сегодня больное. Но мне кажется, что в каждом человеке можно найти что-то интересное. Человек – божественное создание, и я не могу найти объяснения этому чуду в трудах сэра Чарльза Дарвина. Мне кажется, это слишком упрощенный подход, в него можно поверить, если не имеешь с человеком дела каждый день, как, например, врач.

– Помните историю, когда Сталин спросил у Войно-Ясенецкого, хирурга и православного священника: «Вы много сделали операций. Скажите, вы там душу видели?» На что тот ответил: «Нет, товарищ Сталин, не видел. Но я не видел там и совести». Вы не задумывались над похожими вопросами во время операций?

– Нет. Моя задача остановить сердце на максимально короткий срок и за это время хорошо сделать операцию. Когда я работаю, ни о чем другом не думаю. Но бывают случаи, когда больной очень тяжелый и начинает уплывать, ускользать от тебя буквально сквозь твои пальцы. Тогда призываешь на помощь всех святых и стараешься использовать весь опыт и лекарственный арсенал. С годами у врача вырабатывается своя идеология...

– Есть мнение, что хирурги зачастую если не бессердечные, то жестокие люди, но они делают больно человеку для того, чтобы тому стало легче.

– Это не так. Чувство сострадания у хирурга должно быть очень высоким.

– А у вас много было случаев, когда больные, как вы сейчас выразились, уплывали, ускользали?

– Да уж... (Вздыхает.) Человек 35 или 40. По разным причинам, но каждый такой случай помнится до конца жизни.

– Можно ли ваш путь от рядового терапевта до руководителя отдела крупного кардиоцентра назвать карьерой? Или вы фаталист?

– Не знаю... Все шло само собой. Специально я ни к каким должностям не стремился. Я мог стремиться поменять модель машины на другую, но чтобы кого-то подсидеть – у меня такого никогда в мыслях не было. В кардиоцентр меня пригласил работать в 84-м году Чазов, и я согласился, потому что на предыдущем месте работы мой карьерный рост закончился. Чазов почему-то поверил, что я смогу в этой области что-то сделать. По его предложению я вскоре поехал в США, стажироваться в прославленной клинике Майкла Дебейки. И кардиохирургия стала моей специализацией.

– Шестьдесят процентов заболеваний в России – сердечно-сосудистые. Это тенденция или люди сами виноваты в своих болезнях?

– Есть масса общих факторов. Например, у большинства женщин проблемы с сердцем начинаются после 50 лет, когда у них наступает менопауза и они теряют способность рожать детей. Почему из-за этого у них развивается атеросклероз, сейчас изучается. У мужчин эти проблемы возникают гораздо раньше, потому что они чаще курят, злоупотребляют алкоголем, чаще подвергаются воздействию неблагоприятных факторов. Если говорить о статистике, то не только в России 60 процентов заболеваний сердечно-сосудистые – так во всем мире. Другое дело, что Россия двадцать лет назад по смертности была на одном уровне с Германией и Францией. Теперь смертность у нас в четыре раза выше. Это не говорит о том, что у нас нет хороших врачей. У нас был правильный стандарт оказания медицинской помощи на всех уровнях, он вырабатывался на протяжении 60 лет, включая опыт еще земских врачей. Чтобы вернуться к уровню 85-го года, надо в течение пяти лет выделять на медицину 6 процентов ВВП. Высоким чиновникам некуда спрятаться от таких цифр: в прошлом году в России умерли 1 миллион 600 тысяч человек, из них от сердечно-сосудистых заболеваний 986 тысяч. Кощунственно говорить, но сейчас в России самый доходный бизнес – кладбищенский. Он доходнее, чем все нефтяные скважины. Я с этим сам столкнулся, когда у меня сын погиб...

– Ренат Сулейманович, вас пригласили министром здравоохранения в так называемое народное правительство. Зачем вам это нужно? Не похожи ли заседания этого правительства на сотрясения воздуха?

– Меня позвали люди, которые действительно болеют за Россию. Смысл в таком «теневом» кабинете министров есть, и мы, авторитетные в своих областях люди, имеем возможность высказывать свое мнение. Оно может быть оппозиционным, но мы при этом не требуем смены власти, не метим в их кресла. Мы высказываем им свои мнения, взвешенные и просчитанные.

– К ним прислушиваются?

– Конечно. Если вы заметили, президент в последнее время несколько раз говорил о необходимости развития медицины высоких технологий. А я еще в 1996 году говорил, что нам нужна медицина «хай-тек». Но что это такое? Даже ребенку понятно, что простой больной лечение «хай-тек» оплатить не сможет. Значит, развитием этих высоких технологий должно заниматься государство. Еще тогда с моим участием была сделана программа, но каким-то непостижимым для нормального человека чиновничьим искусством застопорилась. Теперь она стала востребована.

– Кто же ее тогда застопорил?

– Коллеги. К великому сожалению, такие примеры – сплошь и рядом: сначала зависть, потом грязь, а потом все тормозится, разрушается.

Была еще одна хорошая программа развития сердечно-сосудистой медицины и травматологии, потому что это два основные источника бед россиян и две основные причинные смертности. Потом у нее, как у дитя из поговорки, появились семь нянек – и дитя остается без глазу.

– Ваши коллеги говорят, что едва ли не главным врагом человеческого сердца стали стрессы. Откуда они берутся? Может, из самого сердца, которое теряет иммунитет от той же бессердечности?

– Не надо так усложнять. Большую роль в нашей жизни играет телевидение – у нас оно не может ни часу прожить без пожара, без убийства. Но этим не телевидение должно заниматься, а милиция, спасатели и пожарные.

– Вы сами телевизор смотрите?

– Очень редко новости, которые меня тоже раздражают. Стараюсь смотреть «Евроньюс», там работают люди, которые понимают, что и как можно показывать. Наши жестокие и драматичные передачи провоцируют стрессы, а стрессы вызывают голод. А что едят наши люди? В основном мучное, макароны, пироги, хлеб, картофель. Все больше людей не питаются, а перекусывают в «фаст-фудах». И конечно, в нашем рационе видное место занимают водка и пиво.

– Кроме профессиональной деятельности у вас есть и общественная: вы возглавляете татарское общество «Ватаным». Это вам не в тягость?

– Я вижу, что национальной политики в России нет. Если она и есть, то только на словах. Не помогать развитию национальных культур преступно. Все равно у нас не получится усредненный россиянин. Россия как раз сильна многообразием своих национальных культур.

– А как у вас дома с этим обстоит? У вас ведь жена русская?

– Более того: она христианка, а я мусульманин. Но у нас по этому поводу полная толерантность. Я участвую во всех мусульманских праздниках, хотя сказать, что держу посты, не могу. Врачи вынуждены работать каждый день, без еды долго не продержишься.

– Супруга готовит вам что-нибудь из татарской кухни?

– Она все умеет готовить – и перемячи, и эчпочмак, чак-чак у нас не переводится. Но мы любим не только татарскую кухню, но и грузинскую, и армянскую.

– Коран читаете?

– Часто. У меня Коран есть в разных изданиях, в том числе в переводе Пороховой – она сама мне его подарила.

– Вы делаете в день по две-три операции. Не надоедает?

– Когда очень устаю, прошусь в отпуск.

– И уезжаете на свою любимую охоту?

– Два года уже не охотился.

– А на кого предпочитаете?

– На уток. Это очень динамично.