Без права на любовь

фамилиям. Там они сталкиваются со всеми «прелестями» дедовщины, поэтому и растут дикие, как волчата. Эти дети никогда не плачут – потому что с пеленок знают, что к ним все равно никто не подойдет. Это настоящий детский ГУЛАГ. Их там «подращивают» на продажу. Для них они не дети, а способ зарабатывания денег. Мне приходилось унижаться – просить, рыдать, умолять, чтобы забрать в семью Руслана. Женщины, которые сталкивались с этой системой, знают, что у нашего государства надо каждого ребенка выбивать с боем. И больного, и здорового. Ведь «стоят» они одинаково».

Мама для Ренаты

Все матери хотят, чтобы их дети были здоровыми и счастливыми. Приемные мамы – тем более. Бездетные женщины годами стоят в очереди на усыновление, а потом ездят по домам малютки, выискивая «своего». Изучают истории болезней. Выспрашивают о родителях. Долго вглядываются в наивное детское личико: «Как бы не олигофрен?» Сомневаются, вздыхая: «Мать – алкоголичка, страшно брать, а вдруг гены взыграют?!» Усыновить здорового ребенка в России – большая удача. Оказывается, всех детей с хорошей наследственностью «приберегают» для иностранцев или «отдают» состоятельным гражданам за взятки. Тем же, кто хочет усыновить ребенка в процессе общей очереди, остается «неходовой товар»: дети самоубийц, наркоманок и пьяниц.

Когда москвичка Яна Никитина (фамилия изменена. – «НИ») увидела в детском доме свою Ренату, то сразу поняла, что не остановится ни перед чем. Даже когда врачи сказали ей, что у девочки детский церебральный паралич, она ни капельки не сомневалась.

«Хотите усыновить этого ребенка?! – У «женщины из опеки» округлились глаза. – Да она же инвалид!»

«Мы с мужем полюбили ее с первого взгляда, а любимых не бросают», – улыбнулась Яна.

«Странная вы какая-то, дамочка. – Главная опекунша района окинула «ненормальную» сочувственным взглядом и, порывшись в ее личном деле, добавила: – И биография у вас ненадежная: у вас второй брак, у мужа третий. Налицо несерьезный подход к институту брака, а государство вам ребенка доверить должно. Что вы молчите и улыбаетесь? Как вам ребенка доверить?!»

Яна опекуншу не слышала, потому что выслушивала эти нотации уже в сотый раз. Она собрала все справки, прошла медкомиссию, которая проверяла ее так, как будто собиралась отправить в космос. Она пережила осмотр своей квартиры и вопросы типа: «А почему у вас ковер не подходит под цвет штор?» И теперь, когда государство дало добро, на все слова, что звучали в ее адрес, ей было наплевать.

Рената – подкидыш. В квартире, где случайно прохожие люди обнаружили маленький сверток, никто не жил. Здесь шел ремонт. Наряд милиции, который прибыл на место, первым делом задержал всех потенциальных родителей крошки – гастарбайтеров из Украины и Молдавии. Но медики после взятых анализов констатировали: не они. Тогда малютку сдали в дом ребенка, а кто-то из дежуривших в ту ночь нянечек дал девочке имя – Рената. Через девять месяцев за ней пришли ее будущие родители. А через полгода жизни в новой семье у Ренаты пропали симптомы ДЦП.

«Врачи, которые наблюдали Ренату, сказали нам потом, что девочку просто плохо кормили и кололи специальными препаратами, чтобы она все время спала и не беспокоила нянечек, – говорит Яна. – Вот у ребенка и стали атрофироваться конечности. А мы лишь сделали два курса массажа, и все прошло».

До сих пор о трудностях, которые пришлось преодолеть, чтобы усыновить девочку, Яна вспоминает с ужасом. Она так и не смогла понять, в чем причина такой яростной битвы наших чиновников за каждого брошенного ребенка.

«Наши дома ребенка – это закрытые объекты, – говорит Яна. – Попробуйте попасть в какой-нибудь из них – вас туда попросту не пустят. А органы опеки – это сторожевые псы, которые по какому-то странному стечению обстоятельств охраняют брошенных детей от того, чтобы они обрели семью и выросли счастливыми».

«Ужесточением законов мафию не напугать»

Впрочем, предстоящая ликвидация института международного независимого усыновления в России вызвала на Западе недоумение в самых высоких сферах, передает из Берлина наш корреспондент Сергей ЗОЛОВКИН.

После того как трехлетняя воспитанница петербургского детского дома на правах желанной и любимой приемной дочери бундесканцлера Шредера и его жены Дорис переехала в роскошный особняк под Ганновером, о неприкаянных детских судьбах на постсоветском пространстве заговорили в странах ЕС чаще прежнего. Ведь Западная Европа неумолимо стареет. Вскоре, если продолжительность жизни здесь будет расти прежними темпами, на каждого работающего кормильца в той же Германии придется по пенсионеру. В то время как по рождаемости ФРГ занимает всего лишь 185-е место в мире.

И это при том, что государственное пособие на каждого из первых троих детей в этой стране составляет 154 евро в месяц. Если же в семье четверо и более детей, помощь из казны поднимается до 179 ежемесячных евро на каждого. Плюс всякого рода дополнительные льготные выплаты. И по воспитанию ребенка, и для найма квартиры или дома, и для строительства многодетной семьей своего собственного жилья. Рожать часто и много в ФРГ попросту выгодно. Ведь из доходов бездетной супружеской пары почти 40% уходит на налоги. У тех же, кто имеет детей, предел отчислений выше 22% подниматься не должен.

Однако внутренние демографические резервы почти исчерпаны. Зато по соседству, в России, насчитывается огромное количество сирот. И об этом знают в Германии. Такая правда о нашей стране, помноженная на личный пример не только Шредера, но и певца Патрика Линдера, нашедшего для себя сынишку в одном из детских домов Красноярского края, а также телезвезды Гюнтера Яуха, вытащившего из нищеты сразу двух российских сирот, делают институт усыновления в Германии весьма престижным и популярным. Только за минувший год 20 тыс. зажиточных немецких пар выразили желание предоставить хлеб, кров и заботу 35 тыс. малолетним российским сиротам! Но актов усыновления в пользу иностранцев оформляется за год в России не более 8 тысяч. Сколько из них приходится на долю немцев, не знает точно никто. По приблизительным подсчетам, не более полутора тысяч. Остальные не выдерживают очень дорогой (от 15 тыс. евро и выше) процедуры, похожей на хождение по мукам в семи кругах бюрократического ада.

Эксперты не сомневаются: после того, как процедура иностранного усыновления еще более усложнится, а независимые посредники между заграничными усыновителями и ненасытным чиновничеством будут ликвидированы как класс, станет только хуже. Прежде всего обездоленным детишкам.

«Ужесточением законов мафию не напугаешь, – подчеркивалось на недавнем телеобсуждении проблемы в Берлине, – зато испугаешь тех, кто собрался подарить русским сиротам немецкую семью и жизненные перспективы, куда более привлекательные, чем казенный приют или полуголодное прозябание на обочине...»

Адаптация по-шведски

На улицах европейских городов часто можно наблюдать привычную картину: белокожая пара катит коляску, из которой выглядывает негритенок или малыш явно азиатского вида, сообщает из Швеции собкор «НИ» Алексей СМИРНОВ. Еще лет десять назад на такие семьи оглядывались прохожие, теперь же в глазах окружающих они ничем не отличаются от остальных европейцев. Число приемных детей в странах Евросоюза подходит к полумиллиону и стремительно растет год от года. Адаптировать младенцев из бедных стран стало модно – это одно из проявлений интернациональной солидарности, избавляющей жителей богатого Старого Света от чувства вины за беды третьего мира. Больше всего детей поставляют в Европу Китай и Южная Корея. Наша страна в последние годы занимает то третье, то четвертое место в международной статистике государств, отдающих детей для зарубежного усыновления.

Из России, например, в прошлом году было вывезено 53 ребенка. В самой Швеции малышей, отвечающих критериям для усыновления или удочерения, практически нет. «10–20 человек в год не удовлетворяют спроса, – рассказывает сотрудница государственного Центра адаптации Керстин Брюднер, – детские дома существуют лишь для кратковременного пребывания сирот или детей проблемных родителей, малышей сразу передают в другие семьи на воспитание. Поэтому тем парам, которые мечтают о детях, но не могут их произвести естественным путем, приходится обращать взгляды за границу. Но для достижения заветной цели таким людям приходится пройти сложный отбор».

Как правило, родители детей, взятых из определенных стран, объединяются в клубы «по интересам». Есть такая организация и для «русских семей». Приемные мамы и папы российских детей регулярно собираются вместе, чтобы обменяться опытом, послушать лекции о России или сходить на спектакль питерского или московского театра, приехавшего в Швецию на гастроли. Когда дети подрастут, им расскажут об их первой родине и попытаются приобщить к русской культуре и языку. Психологи уверяют, что это помогает приемным детям избавиться от комплексов, когда они узнают правду о своем происхождении.

«В Швеции не было ни одного случая избиений, а тем более убийств приемными родителями адаптированных детей, хотя в «нормальных» семьях такое случается, – говорит Керстин Брюднер, – ведь биологические родители не проходят такого строгого отбора и их не проверяют на протяжении нескольких лет, как это происходит с приемными родителями. Насколько нам известно, и в других странах Евросоюза детство адаптированных малышей оказывается более защищенным, чем в семьях, имеющих собственных детей».