Любить ногами

Больше десяти лет назад в семейном театре «Тень» у Ильи Эпельбаума и Майи Краснопольской появился театр-ящик размером примерно метр на метр. С «настоящей» сценой, оркестровой ямой с крошечными оркестрантами, с двухъярусным зрительным залом. Крошечные человечки сидели в креслах и ложах, бурно реагировали на сценическое действие, кричали: «Браво!» и «Позор!». А приглашенные «большие» зрители могли наблюдать за происходящим на сцене и в зале (еще неизвестно, что было увлекательнее) в огромные театральные окна. Так в Москве появился новый театр, получивший название Лиликанский Большой театр. Майя и Илья с удовольствием выдумывали небывалую страну Лиликанию: ее музеи, пекарни, быт и обычаи, рисовали карты этой страны и угощали приходящих «больших» зрителей крошечными изделиями «лиликанской кухни».

Несколько лет назад стало понятно, что «лиликанский» театр может стать манком для любого крупного режиссера, чуть уставшего от собственной важности и ограничений больших драматических сцен. На лиликанской сцене появились постановки Анатолия Васильева и Тонино Гуэрры. Первый уложил в предложенный 15-минутный формат мольеровского «Мизантропа», где Альцест методично и последовательно разрушал выстроенный на сцене Париж под негодующие крики зрительного зала. А Гуэрра устроил на сцене всемирный потоп.

Сейчас в Лиликанском театре замахнулись на постановку балета-трагедии «Смерть Полифема», пригласив сыграть Полифема Николая Цискаридзе. И Цискаридзе, давно интересующийся талантливым хулиганством создателей «Тени», сумел совместить выпуск балета в Государственном Кремлевском дворце («Синий бог») с дебютом на мини-сцене 50х50см кукольного театра.

Представление начинается с увертюры. Крошечный дирижер дает знак палочкой, скрипачи ведут смычком по струнам… На сцене колышутся голубые бумажные волны и резвятся самые воздушные балерины на свете, сделанные из спичек: размером с фалангу мизинца, они буквально трепещут на ветру. Никогда еще метафора девочки-бабочки не находила столь адекватного воплощения. Так же как и метафора брутальной мужественности: нога гиганта Полифема, кажущаяся неправдоподобно огромной на фоне остальных эфемерных созданий, удовлетворит любые самые завышенные представления о соотношении мужского и женского начал.

Николая Цискаридзе, помимо прочего, наверняка привлекла сама задача: станцевать партию на мини-пятачке, огранивая все средства выразительности ступней. Движение пальцев ноги передаст сложнейший комплекс чувств: нежность, застенчивость, марш ревности, когда Полифем застанет ветреную нимфу со счастливым соперником. Безжалостные ноги будут крушить картонное пурпурное сердечко. Расправившись с врагами, Полифем свернется клубочком в своей пещере (это все равно что поместиться в коробке из-под компьютера), и доверчиво потянется рассмотреть деревянного коня. И его единственный глаз будет ослеплен предательским ударом пикой. Потом слепой Полифем бродит по берегу моря и большим пальцем чертит на песке имя возлюбленной… А в эпилоге, появившись уже в белых пуантах, он делает прощальные па вместе с неизвестно откуда взявшимися, но весьма необходимыми ангелами.

Недоброжелатели часто упрекают «Тень» за несоразмерность затраченных усилий. Приглашать Гуэрру, Васильева, Цискаридзе, привлекать оркестр Большого театра – и все для спектакля, который одновременно могут посмотреть всего два человека...

Впрочем, эти зрители запомнят увиденное на всю жизнь: и крупный план ног Цискаридзе, и контраст большого человека и маленьких кукол, и хрупкость кукольного мира. И – главное – восхищение талантливым и бескорыстным хулиганством, без которого искусство мертвеет и превращается в супермаркет или парк развлечений.