Истекая свекольным соком

Убийства и самоубийства, жертвоприношения, сожжения и прочие ужасы присутствуют в любой древнегреческой трагедии. Правда, собственно на сцене никаких ужасов не показывали. О них предпочитали только рассказывать долго, со вкусом и подробностями. В средние века для постановки трагедий и драм часто использовали пузыри бычьей крови, которые крепились к одежде актера и после удара кинжалом вполне натуральная «кровь» лилась потоками. Потом были разработаны специальные ножи, чьи лезвия уходили в ручку, когда их приставляли к телу. А актеры научились «пузыри» протыкать пальцами. С середины XIX века «кровавые» сцены вышли из моды, перейдя в разряд дешевых балаганных трюков, чтобы вернуться на сцену в конце века ХХ.

В 90-х годах западные молодые режиссеры новой волны породили направление «ужастиков». Пугали всем, что под руку попадется, беззастенчиво перенося на сцену набор из голливудского «фильма ужасов». Правда, в сценическое пространство «ужастики» вписываются не всегда удачно. Оторопь зрителя берет лишь на первых минутах. А потом в зале начинают тихо хихикать. Но, если «театральный ужастик» продолжается в том же духе, хихиканье перерастает в дружный хохот. Потому что нет ничего смешнее на сцене, чем «липовые» спецэффекты. В кино можно реалистично показать, как у главного героя оторвало руку или ногу. В театре тот же самый «трюк» будет вполне комичен.

Пионер российского трэша

Кошмарное в прямом смысле направление под названием «трэш» пришло на российскую сцену в образе режиссера и артиста Владимира Епифанцева. Сын гремевшего в свое время по всему СССР артиста Георгия Епифанцева учился в Щукинском училище, а потом пошел учиться на режиссерский к Петру Фоменко и был отчислен за свои театральные опыты. Но отчисление ярого сторонника эпатажа не отрезвило.

Широкую известность в узком кругу принесло Епифанцеву участие в фильме Светланы Басковой «Зеленый слоник». Содержание картины на слабонервных было не рассчитано. По сюжету двое запертых на гауптвахте офицеров, ждущих расстрела, становятся добычей своих тюремщиков. Содомия, копрофагия, садизм, море кровищи,– все это было снято подчеркнуто натуралистично. Те, кого не стошнило во время просмотра, высоко оценили храбрость съемочной группы.

Ну, чего-чего, а храбрости Владимиру Епифанцеву не занимать. Он с удовольствием и достаточно регулярно подкармливает прессу откровениями вроде следующего: «настоящий критик должен быть трансвеститом, а зрительный зал – полон голыми женщинами». Или: «актеров надо кормить толченым стеклом». Эпатажные высказывания «трудного дитяти» столичную публику давно уже не пугают, а только привлекают.

Как привлекают названия, которыми Епифанцев украшает свои постановки. Скажем, «Струя крови». Или «Леди Макбет: кровавая яма ужаса». Между прочим, «кровавый» Епифанцев отработал новую технологию в работе с театральной кровью. К спектаклю специально заготавливалось более 10 литров «крови», разлитой по пластиковым канистрам. Готовили ее просто: закупленную заранее свеклу перед спектаклем пропускают через электрическую соковыжималку. Продукт на выходе экологически чистый и полезный. Поэтому Епифанцев абсолютно спокойно в спектакле «Сон в летнюю ночь» набирал «кровь» в рот и прыскал ею на замотанных в бинты артистов, как хозяйка на белье перед глажкой. Простенько, со вкусом. И, согласитесь, эффектно.

Продвинутая столичная публика на экстремальные шоу Епифанцева идет довольно охотно и даже смотрит до конца, сидит в зале, не уходит. В отличие от провинциальной, еще не ко всему приученной и на «приколы» реагирующей вполне остро. Так, спектакль «Анна Каренина-2» по пьесе Натальи Скороход, поставленной Епифанцевым в Таллинском театре русской драмы, вызвал весьма нестандартную реакцию зрительного зала. У театральных билетерш за два спектакля закончился годовой запас валидола. Пожилые зрители и нервные беременные дамы были не в состоянии вынести вида Анны Карениной, выжившей после попытки самоубийства. После встречи с локомотивом у нее недоставало глаза, ноги, и вообще она весь спектакль проводила в инвалидной коляске.

Сам режиссер ссылается на проповедника «театра жестокости» – Антонена Арто: «Арто говорил, что театр – это крик из горящего дома. Вот сегодня этот дом уже давно сгорел, а крик, который из развалин слышится, напоминает блеяние театральных овечек. Их наряжают в рюши, кружева, но выглядит это постыло и слюняво. И вот эта слюнявость сегодня в театре меня и раздражает». Опыт, набранный на сценических подмостках, Епифанцев успешно реализует в кино-провокациях.

Оборотная сторона кошмара

Мускулистый мужик вламывался в квартиру, рубил тетку топором, пачкал в кровище белую майку: «Каким порошком ты теперь будешь стирать?!» – «Зубным…» – «Каким?» – «Зубным!!» – «Правильно, мать твою!.. Как долго я тебя лечил!» Этот громила в бейсболке козырьком назад, в залитой кровью борцовке, с топором в руках навис над камерой – вот-вот вырвется с экрана прямо в зрительный зал – и, глядя сумасшедшими глазами в самую печенку, вкрадчиво рычит: «Вы все еще кипятите? А МЫ УЖЕ РУБИМ!» И правда, рубит…Это краткий пересказ самого знаменитого творения Епифанцева на Хэллоуин в одном из московских клубов.

Еще один его сюжет: малолетний школьник подходит к трем на скамеечке сидящим бабушкам и, извиваясь в бешеном танце, визжит на известный мотив: «Мне это надо, надо…» Одна из них дает ему конфету, а закадровый голос вещает: «В мире всем правят БАБКИ!»

Последние годы «кровавые выходки» Епифанцева приобретают все более отчетливый иронический оттенок. Трэшер Епифанцев, по старому, со времен институтских, веселому собаче-сказочному прозвищу Пиф, с видимым удовольствием поддерживает миф о своей кошмарности. Если же приглядеться к нему поближе, минуя потоки свекольной крови, то под страшной маской обнаруживается абсолютно вменяемый человек, этакий массовик-затейник, занявший свою, доселе пустовавшую нишу. Он предлагает товар, который пользуется спросом. И если для поднятия сборов необходимо «попугать» зрителя, то почему бы этим не заняться?