С отцом-основателем мы встретились на одном из московских скалодромов. В прошлом спортсмен-скалолаз, Руслан и сейчас продолжает тренироваться.
– Как в твою жизнь вошли горы?
– Еще в юности я начал заниматься альпинизмом, часто ходил в горы. Однажды, во время учебы в днепропетровском горном институте, поехал на летние сборы в альплагерь «Эльбрус». Там мне предложили остаться еще на неделю-другую, отремонтировать горнолыжное снаряжение местной базы. Лыжи починил, ботинки ... и подумал: «А не остаться ли мне тут жить». И остался. Бросил институт, прошел обучение в горах, получил инструкторские «корочки» и прожил на Эльбрусе почти 6 лет.
– И что делал городской житель в горах?
– Летом водил российских и зарубежных альпинистов на Эльбрус и другие вершины, совершал самостоятельные восхождения для собственного удовольствия. Зимой катался на лыжах и обучал катанию туристов. Вот так я стал экстремалом. А мог бы стать геологом.
– Ты в один момент изменил всю свою жизнь. Не было ли страшно так резко бросать привычную обстановку?
– Я всегда много путешествовал и часто переезжал с места на место. Родился в Ульяновске, переехал в Мурманск, потом поступил в институт на Украине. Теперь в Москве обосновался. Я вообще ни к чему не прикипаю, легко расстаюсь с вещами и домами. А в горах я смог совмещать работу с отдыхом, что всегда приятно.
– Работа у тебя тоже связана с экстримом?
– Да. Мне даже в МЧС приходилось работать. Когда жил на Эльбрусе, туда периодически засылали на горную подготовку сотрудников силовых ведомств и спасателей. Я их обучал всяким премудростям. Даже людей из ФСБ учил, которые тренировались вести боевые действия в горах. Со всей страны студенты приезжали, с тех пор у меня по всей России знакомых полно.
– Чем занимался, когда перебрался в Москву?
– Промышленным альпинизмом. У нас бригада была из трех человек, висели на веревках на высотных зданиях, герметизировали швы, мыли стекла, штукатурили и красили стены. Работа более чем экстремальная. Когда после долгого перерыва вывешиваешься с 20-го этажа, начинаешь думать: «Елки-палки, зачем же я это делаю». Привыкаешь к высоте только через несколько дней непрерывной работы. В нашей бригаде обходилось без происшествий. У коллег же бывали случаи, когда бабулька какая-нибудь выглядывала в окно, думала, что грабители в окна лезут, и обрезала веревку.
Сейчас Руслан работает фотографом. Снимает для разных изданий, но на постоянную работу устроиться не удается: серьезные занятия спортом несовместимы с трудовыми буднями. Недавно попал в штат одной из московских газет, немного поработал, после чего уехал на полтора месяца в бэккантри-лагерь. Когда вернулся, его попросили написать заявление «по собственному желанию».
– Как появился первый в России лагерь бэккантри?
– Такого слова я в те времена не знал. Во время многочисленных альпинистских восхождений меня часто посещала мысль: «А нельзя ли сделать спуск с горы не менее увлекательным, чем подъем?» В очередное восхождение взвалил на плечи лыжи, ботинки и благополучно спустился с вершины. Потом уже появилось специальное снаряжение, с которым подниматься было намного легче. Катался один, пока не встретился с Максимом Панковым. С тех пор мы постоянно работаем в паре. Со временем фрирайд и бэккантри вошли в моду, в наши поездки стало собираться все больше людей. Так и возникли бэккантри-лагеря, которые успешно проходят последние 5 лет в Приэльбрусье.
Бэккантри-лагеря обычно выглядят так: в определенном месте разбиваются палатки, в которых живут райдеры. Утром группа совершает восхождение на гору. Наверху все надевают принесенные с собой лыжи или сноуборды и по целине спускаются вниз. Обычно лагеря продолжаются от нескольких недель до нескольких месяцев.
– На горнолыжных трассах постоянно возникают конфликты между лыжниками и сноубордистами. Не бывает такого в бэккантри-лагерях?
– У нас люди объединены особым духом лагеря. Им безразлично, кто на чем катается. Все занимаются одним делом и все получают от него удовольствие, поэтому разногласий не возникает. Да и народу в лагере немного, 20–25 человек. На горе хватает места всем. Вообще над лагерем – особая аура. Бывает, приезжают белые воротнички, всю жизнь просидевшие за компьютером, ни разу не бывавшие в горах. И возвращаются домой совершенно другими людьми.
– А что, такие люди тоже способны участвовать в лагерях?
– У нас собираются самые разные. Лагерь недорогой, приезжают студенты, творческие люди. Много так называемых белых воротничков, которые весь год согнувшись сидят за компьютером, а в отпуске хотят получить дозу адреналина. Заезжают и профессионалы, в том числе и иностранцы.
В последнее время мы стали прокладывать маршруты, доступные даже новичкам. Восхождения у нас несложные, а вот спуски неопытный человек может и не осилить. Но те, кто плохо катается, иногда спускаются с вершины пешком до перевала и уже оттуда едут вниз по простой трассе.
– Какие опасности могут подстерегать людей в лагере?
– В первую очередь лавинная опасность. Но мы тщательно анализируем состояние гор. Макс Панков – профессиональный лавинщик. Его в институте много лет учили определять состояние снега. Да и я достаточно попрактиковался за годы, проведенные в горах. Перемещаемся мы по леднику, там много трещин и есть риск провалиться. Но я там хожу больше пятнадцати лет и все опасные места знаю как свои пять пальцев. Хотя в этом году был неприятно удивлен, обнаружив новую трещину огромных размеров. В прошлом году на скалах Аристова был сильный обвал, летели куски размером с дом. Перекрыло половину ледника. Мы тогда, к счастью, уже спустились в лагерь и были в безопасности. Бывает, камни вытаивают из снега и летят с горы. Риск сорваться со скалы минимальный, мы специально прокладываем маршруты в безопасных местах. Спуск тоже большой опасности не представляет: все пути неоднократно обкатаны, мы сами постоянно отслеживаем опасные места. Группу обязательно сопровождают опытные гиды, рассказывающие про особенности маршрута.
– А часто случаются какие-то происшествия?
– Очень редко. Один раз человек, катавшийся неплохо, поехал по сложному маршруту для профи. Неожиданно он упал. Склон был крутой, его завертело, и так он прокатился метров пятьсот, теряя снаряжение по дороге. У меня в голове уже самые худшие мысли появились. Потом оказалось, что человек отделался ушибами и растяжениями. Но это исключение, а не правило. Всех участников лагеря мы подробно инструктируем, и все указаниям следуют. А тут человек оплошал, не среагировал вовремя.
– Но тебе самому кататься по знакомым маршрутам, наверное, не так интересно…
– Сам я периодически совершаю сложные восхождения со сложными спусками, но беру с собой только проверенных людей.
– Ты владеешь лыжами и сноубордом. Какой снаряд тебе больше нравится?
– Раньше по целине на лыжах было невозможно кататься, только на доске. А весь смысл бэккантри заключается в катании по глубокому снегу. Сейчас же начали выпускать целинные модели лыж, которые не тонут в снегу ни при каких обстоятельствах. И я перешел на них. Лыжи – более сложный и более интересный снаряд. На доске кататься просто: неделю проездил, и ты уже катаешься не хуже опытного досочника. Хорошим лыжником же человек становится только после долгих и упорных тренировок. Нужно постоянно держать себя в форме, укреплять ноги, пресс и спину. Если ты не тренируешься, хорошо кататься у тебя не получится.
– А ты как форму поддерживаешь?
– У меня работа – одна сплошная тренировка. Весь день бегаю с фотоаппаратом, с собой всегда тяжелая сумка. Так что нагрузки хватает, вечером ни в какой спортзал идти не хочется. Хотя периодически, как сейчас, выбираюсь на скалодром.
Садимся в машину, на заднем сиденье лежит большая сумка. «Скоро уезжаю летать на параплане, надо его перед поездкой проверить в Крылатском», – поясняет Руслан. На холмах Кочетков аккуратно раскладывает крыло, распутывает стропы, надевает подвесную систему и шлем. Погода нелетная: порывы ветра то и дело меняют направление, приходится стоять на вершине холма и ждать подходящего для взлета момента.
– А с парапланами ты как познакомился?
– Во время работы в Приэльбрусье я начал использовать параплан как средство для спуска с горы. Улететь, правда, сложнее, чем съехать: веревочно-тряпочная авиация чувствительна к погодным условиям. Первые парапланы годились только для спуска вниз. Улететь на них на значительное расстояние или набрать высоту было невозможно. Зато они занимали мало места и весили пять – семь килограммов. Современные же аппараты летают намного лучше, на них можно даже на гору с земли взлететь. Ну и, ловя восходящие потоки, улетать на большие расстояния. Рекорд дальности полета для параплана – больше трехсот километров.
– Заметил интересную закономерность. Люди, увлекающиеся альпинизмом, со временем начинают летать на парапланах…
– Естественно. Каждый человек, зашедший на гору, хочет с нее спуститься каким-нибудь необычным способом. Кто-то спускается на лыжах, кто-то – на параплане. А я то на одном, то на другом. На самом деле много известнейших альпинистов увлеклись полетами, причем для некоторых это увлечение кончилось трагически. Вообще, параплан – штука очень опасная. Необходимо учитывать все условия: рельеф местности, погоду. Один раз по неопытности я так упал, страшно вспоминать. Рядом со стартом попал в воздушные завихрения, меня подбросило вверх, после чего купол сложился. А я тогда молодой был, безумный, летал в кроссовках, без шлема. Голова цела осталась, а ногу отшиб так, что три недели ходить не мог. Меня тогда в сборную страны пригласили на чемпионат мира по ледолазанию – так из-за этой травмы его пропустил.
– А в Москве летать не получается?
– В основном у нас полеты проводятся на лебедке, но я так летать не люблю. Здесь, в Крылатском, иногда немного удается полетать, но место не самое лучшее. Так что мы стараемся выезжать в Крым, в Анапу, на Кавказ. Стоит такая поездка недорого, а полетать можно очень хорошо.
Наконец начинает дуть подходящий ветер. Руслан дергает клеванты, и наполнившийся параплан взмывает в воздух. После непродолжительного полета сворачиваем крыло и направляемся к Руслану домой. На пороге Руслана встречает жена с шестимесячной дочерью на руках.
– В одну из самых экстремальных ситуаций в жизни я попал, когда дочь рождалась. Немного не угадали со сроками, и роды начались дома. Ну мы и решили, что лучше в квартире рожать, чем в «скорой помощи». Я сам принимал роды, перерезал пуповину. Только под конец знакомая подъехала, которая когда-то акушером работала. Вот это был настоящий экстрим.
– Как изменилась твоя жизнь с рождением ребенка?
– Совсем другим человеком стал себя чувствовать. Больше времени дома стал проводить, появилась серьезная ответственность.
После рождения дочки я понял: нельзя объять необъятное. Альпинизм, скалолазание, ледолазание, лыжи, сноуборд, параплан – на все эти занятия одновременно не хватает времени. Приходится работать, семью содержать. Сейчас я больше времени уделяю параплану и, конечно, бэккантри.