– Я нашла в Интернете очень интересную версию вашей биографии, в которой, например, отдельной строкой указано, что в 1961 году вы вручали цветы Хрущеву во время его знаменитого визита в Ташкент… Это событие так повлияло на ваше мироощущение, что вы указываете это в биографии?
– Было такое. Не знаю, правда, откуда вы информацию эту выудили. Можно посмотреть? Какая интересная версия моей биографии! Кто-то изрядно потрудился – видимо, пришлось «перелопатить» массу моих интервью…
– А как часто вы узнаете про себя из средств массовой информации что-то, не соответствующее действительности?
– Случается иногда. Раньше я очень переживала, когда читала о себе всякую чушь, сейчас отношусь к этому более спокойно, можно сказать – философски, иногда даже посмеиваюсь. Например, над неким господином Платоновым, который однажды «записал» меня в какую-то масонскую ложу. Но есть более серьезные вещи. Сейчас подумываю, не подать ли в суд за клевету на одного из тех, кто, защищая бывшего министра обороны Павла Грачева, пытается переложить вину за позорный провал операции по штурму Грозного в конце ноября – начале декабря 1994 года с больной головы на здоровую. Тогда я вместе с Сергеем Юшенковым, Владимиром Лысенко, Анатолием Шабадом и Сергеем Доренко отправилась в Грозный к Дудаеву выручать из плена наших военнослужащих. После долгих переговоров они отдали нам двоих ребят. Потом я узнала из прессы, что Дудаев, оказывается, подарил мне бриллиантовое колье. И вот десять лет спустя какой-то Петр Иванченко на сайте «Сегодня.ру» вновь перепевает эту непристойность. Ну, ты-то откуда знаешь? Ты сам там был, пережил ли хоть десятую долю того, что мне пришлось увидеть и пережить на протяжении десяти лет, что я езжу в Чечню?! Потрясающее журналистское «мужество»…
– Может, цензура изменит ситуацию? Особенно цензура Интернета, о которой власти так мечтают?
– Ни в коем случае, я категорически против любой цензуры в СМИ, особенно политической. Что касается попыток введения цензуры в Интернете, то это просто бредовая, абсолютно нереальная идея. Другое дело, что общество совместно с профессиональным журналистским сообществом должно найти механизмы саморегулирования, самоконтроля, исходя из определенных нравственных, этических, художественных норм. Но это очень сложный процесс, требующий высокого профессионализма, культуры и деликатности, чтобы не перегнуть палку в другую сторону и не дать дополнительного повода для давления на СМИ и ограничения свободы информации.
– О каких этических нормах можно говорить, когда самые экономически стабильные у нас сегодня издания – «желтые», которые живут в основном за счет скандалов…
– Да, это тоже реалии сегодняшнего дня – безответственная реклама и «желтизна» как основа материального благополучия многих непритязательных изданий для невзыскательной публики. Но, с другой стороны, на серьезные, качественные, респектабельные издания, включая деловую прессу, тоже существует высокий спрос, и у них могут быть хорошие перспективы, если они конкурентоспособны. Что касается государства, то если оно заинтересовано в нравственном, духовном, культурном развитии общества, то должен быть определенный государственный заказ, в том числе и на социальную рекламу, и на передачи, формирующие здоровый образ жизни. Но это должно быть не только полезно, но и интересно. Нормально развиваться нашим СМИ мешает и самоцензура – вот это «как бы чего не вышло». Я с этим нередко сталкивалась, особенно на государственных телеканалах. Зачастую сами, на всякий случай, перестраховываются, домысливая, что понравится власть предержащим, а что нет. Но нельзя же терять лицо до такой степени, что самим противно смотреть свои передачи. Это двойная беда – с одной стороны, много у нас развелось чиновников, которые пытаются регулировать и контролировать информационное пространство, не неся при этом никакой ответственности, с другой – немало средств массовой информации, загнавших себя в прокрустово ложе самоцензуры. Что же касается «желтизны», то она пронизала не только прессу, а практически все творческие сферы – «желтая» попса (вспомните фарс с отбором на конкурс «Евровидения»), «желтые» сериалы, «желтые» театральные постановки, «желтый» юмор и т.д. И это все более вытесняет настоящее творчество и искусство. К сожалению, сегодня это в целом проблема России: отсутствие здоровой конкуренции во всех сферах – интеллектуальной, научной, экономической, политической, которая способствовала бы нашему прорыву на иной качественный уровень, подальше от желтизны и убогости. Ныне же – апофеоз «желтушного» политического телеабсурда – предвосьмомартовская передача на НТВ Владимира Соловьева «Золотой соловей». «Аншлаг» Дубовицкой отдыхает – я покатывалась со смеху, наблюдая за этими «петушиными боями за золотую клетку». Практически вся наша политическая элита пришла на эту передачу и позволила издеваться над собой Соловьеву самым беззастенчивым образом. Проглотите абсурдную идею – чествование мужчин в женский праздник, и в награду получите КЛЕТКУ! Это и есть диагноз нашей политической «элите» – комичность и неконкурентоспособность.
– А в кино разве нет конкуренции? Смотрите, как много совершенно разных фильмов сейчас снимают отечественные режиссеры. На любой вкус.
– Где государство хотя бы просто не мешает, там высвобождаются творческие силы и идет бурное развитие. Но на одном кино и теннисе далеко не уедешь, если хотим быть конкурентоспособными. Надо правильно найти точки роста и в них сосредоточить усилия и ресурсы, а не тянуть за уши то, что нежизнеспособно. Вот футбол – тянем-тянем, а все без толку!
– Женщина, рассуждающая о футболе… Не боитесь, что коллеги-мужчины засмеют?
– Нет, не боюсь, потому что давно научилась смеяться сама над собой, когда для этого есть повод. А уж за свою длиннющую политическую жизнь я прошла через столько насмешек, спесиво-надменного отношения, иронии и высокомерия со стороны некоторых моих коллег-политиков, что давно уже спокойно отношусь к тому, кто и как меня оценивает. Конечно, мне всегда мешали моя излишняя эмоциональность и аполитичная, если можно так сказать, внешность – по мнению многих, коль ты не мужик в юбке, то и не политик. Но давить себя в угоду кому бы то ни было я не собираюсь. А за свою политическую биографию мне не стыдно.
– А вы специально строили такой «домашний» имидж – круглая челочка, хвостик…
– Я вообще никогда не старалась «выглядеть» – я предпочитаю «быть», быть самой собой, в своем естественном состоянии. А раньше вообще мало уделяла внимания своей внешности, только последние два-три года стала следить за собой. Кстати, спасибо за это одной женщине, это она заставила меня взглянуть на себя со стороны. Помню, несколько лет назад приехала в Красноярский край, иду по улице, и вдруг какая-то женщина остановилась как вкопанная, посмотрела на меня и говорит: «Ба! Неужто Памфилова?! Ну какая же ты стала толстая да старая!» Хоть плачь, хоть смейся. Я тогда посмеялась, а потом подумала – надо как-то следить за собой, ведь внешность – как спецодежда: если ты в форме, то и проблемы решаются более эффективно.
– То есть находите время на то, чтобы поддерживать себя в форме? А ведь большинство наших политиков любят жаловаться на его отсутствие, мол, они только и делают, что работают.
– Не верьте тем, кто бьет себя в грудь и убеждает всех, что он днем и ночью только и печется о судьбе Отечества. Я отношу себя к нормальным людям, которые могут и работать, и отдыхать. Ну не может человек пахать 24 часа в сутки! Для того чтобы быть эффективным, обладать высоким КПД, время от времени просто необходимо получать положительные заряды извне и восстанавливать силы. Что касается меня, то я просто хорошо организованный человек. Не болтаю часами по телефону, на разного рода тусовках бываю очень редко и вообще не транжирю свое время на суету. Сфера моей деятельности – это в основном тяжелые, конфликтные ситуации, в которые попадают люди, обращающиеся к нам за помощью. Это море негативных эмоций граждан, пострадавших от произвола. И когда я захлебываюсь в чужих отрицательных эмоциях, не успевая их «перерабатывать» в позитив, то вокруг меня начинают происходить разного рода аномалии – сотрудники нервничают, часы останавливаются, компьютеры выходят из строя… Все, понимаю, что «гоню негативную волну». Этим деморализую сотрудников и сама становлюсь бесполезной. Вот почему так важно находить время, чтобы поддерживать себя в хорошей физической и психологической форме. Я люблю потанцевать, не мыслю себя без музыки, музыки разных направлений, в зависимости от настроения. Это может быть Георгий Свиридов, а может быть и Рэй Чарльз, и Брайан Фэрри, и странная музыка в исполнении талантливой японки Кейко Мацуи. А может быть Владимир Высоцкий, Земфира или «Смысловые галлюцинации». Есть музыка, под которую я могу копаться на грядках или мыть посуду, и есть музыка, которую можно слушать только в одиночестве, замерев и затихнув… Конечно, как любой нормальный человек, стараюсь выкраивать время для чтения. Если долго не читаю ничего, кроме служебных документов и разного рода аналитики, то начинаю чувствовать себя ущербно.
– Ваша единственная дочь, наверное, ненавидит политику, потому что она отняла у нее маму?
– Ничего подобного. Моя дочь выросла в хорошей семье и никогда не была обделена в детстве вниманием родителей. Я довольно поздно пришла в политику – дочь успела вырасти при «нормальной», а не политической маме.
– А предназначение женщины, по-вашему, в первую очередь быть мамой и женой?
– Да. Никакая политика не может отменить женское предназначение, и если ты родила ребенка, то никому его нельзя перепоручать – ни бабушкам, ни нянькам. Помогать могут все, но заменить маму никто не в состоянии. У моей дочери уже своя семья, но мы и сегодня очень близки с ней. Иногда я устраиваю своим молодым разгон, но это так, для порядка – ни дочь, ни зять на меня не обижаются. Главное, я не мешаю им жить своей жизнью и никогда не навязываю свою помощь – только тогда, когда они этого хотят. Очень любят, когда я им готовлю, особенно внучка.
– Что-то есть такое, о чем мечтается, но пока неосуществимо?
– Ну, с парашютом я прыгнула (смеется). Конечно, есть. Например, по-прежнему мечтаю когда-нибудь написать книгу, чтобы дух захватывало! Нет, не про политику – мало ли чего я знаю про своих коллег-политиков, но пусть это умрет вместе со мной. Таковы мои этические представления. А о чем по-настоящему мечтаю – не скажу…