Ажиотаж вокруг премьеры сделал свое дело – билеты на «Детей Розенталя» были раскуплены заранее, а невесть откуда появившиеся спекулянты (не раз заявлялось, что с билетной мафией покончено) предлагали места в партер буквально втридорога (за 300 долларов вместо 100). Обещанного побоища между молодыми коммунистами и «Идущими вместе» в 19.00 также не состоялось (купившаяся на телерекламу уличная толпа на Театральной площади была разочарована). Три кордона на подступах в Большой театр в этот вечер обыскивали гостей зала с особой тщательностью, спрашивая, что находится в каждом кармане и почему. Обещанными кислыми помидорами и тухлыми яйцами в зале Большого не пахло. В партере чинно расселись Ирина Хакамада с друзьями-депутатами, знаменитый скрипач Гидон Кремер с коллегами, виновник торжества Владимир Сорокин, сбежавший ради премьеры с Парижского книжного салона, расположился в первых рядах со всем своим семейством.
В первые минуты спектакля, когда по сцене в полной тишине сновали растерянные фигуры хора, из бельэтажа раздался грубый мужской голос: «А музыка будет?». Дебошира быстро спровадила охрана. Полноватую пожилую даму из первого яруса, выкрикнувшую в ответ: «Долой идущих вместе», секьюрити идентифицировать не смогли, посему довольная собою клакерша до конца спектакля выкрикивала «браво» и задавала тон аплодисментам перед началом каждого действия.
На этом скандал и закончился. Сама же опера вызывала в зале приступы хохота и тихие возгласы недоумения. История о профессоре Розентале, бежавшего из фашистской Германии в СССР и, вопреки воле Сталина, клонировавшего вместо стахановцев композиторов прошлого, была разыграна на полупустой сцене. В качестве декораций сценограф Мариус Някрошюс не нашел ничего лучшего, как поставить нелепую вращающуюся конструкцию, напоминающую сцену курортных танцплощадок времен застоя. Из реквизита он выбрал лишь пять гигантских «детских» колясок с мониторами внутри. Зрителей до последнего момента бередил вопрос – как будут выглядеть клоны Вагнера, Верди, Моцарта, Чайковского и Мусоргского. Поклонники творчества Сорокина помнили, что клоны писателей в романе «Голубое сало» были уродливыми мутантами-горбунами, у которых носы срастались с животами. «Дубли» композиторов оказались внешне похожими... на писателя Сорокина. Дегенеративные черты клонов проявились в их поведении. Напрасно радикалы ожидали, что Чайковский у экспериментаторов приобретет черты педераста (слухи об этом ходили все два года подготовки оперы). Петр Ильич оказался тихим идиотом, который причитает, словно Татьяна Ларина в опере настоящего Чайковского: «Ах няня, няня, няня, няня, няня, няня...» Петруша сожалеет, что не хватило молока кормилицы для Моцарта, на что няня резонно отвечает (прямо цитируя няню из «Онегина»): «Стара я стала». После этого по наущению режиссера Эймунтаса Някрошюса клон кидает разными предметами в колыбель Моцарта и жалостно так выводит: «Как хорошо в стране советской жить».
Не менее дегенеративны Вагнер, по замыслу композитора Леонида Десятникова, поющий женским голосом в стиле позднего Равеля. Забавен Моцарт, выводящий любовные арии с проституткой Танькой, в духе Верди. Мастерской пародией на Мусоргского стало начало второго действия (на Площади трех вокзалов), где народная сцена с таксистами, лохотронщиками и проститутками буквально напоминает сцену из «Бориса Годунова». Самым смешным в новой опере оказалось проклятие сутенера, который распевает «Стерва Танька» на мотив арии-проклятья Риголетто «Куртизаны, исчадья порока» из знаменитой оперы Верди. В финале трехчасового музыкального действа клоны погибают от отравленной сутенером водки. Лишь Моцарт выживает. Голос свыше сообщает, что 200 лет назад его травила жена с любовником, поэтому у его клона выработался генетический иммунитет к ядам. Таким образом, либреттист Сорокин дал понять, что Пушкин был не прав, выведя в качестве убийцы Моцарта его современника – композитора Сальери.
Без политики, как водится у Сорокина, и здесь не обошлось. Нашлось в опере место для реплик Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина, которые в мегафон давали наставления Розенталю: кого следует клонировать. Эксперимент Большого театра походил бы на первоапрельский капустник, если бы не замечательная оркестровка Десятникова и добросовестное исполнение «шедевра» оркестром под управлением Александра Ведерникова. Премьера новой оперы оказалась полным разочарованием для слушателей, ожидавших прорыва в новую эру музыки XXI века, гениальных оркестровых и драматургических решений. Равно как и стала разочарованием премьера для консерваторов, скрипевших зубами в поисках «порнографии» и «ненормативной лексики». Грандиозный скандал, раздутый вокруг премьеры, оказался напрасным. Остается надеяться, что если «первый блин» нового искусства для Большого театра «вышел комом», то хотя бы последующие проекты действительно смогут возродить вымирающий в России оперный жанр.
Красные «авангардисты» вступились за Сорокина В день премьеры, приблизительно около пяти часов вечера у двух растяжек, гласивших «Премьера калоеда и порнографа в Большом театре состоится сегодня», дежурили несколько крепко замерзших подростков из организации «Идущие вместе». Поэтому, когда человек 30 представителей леворадикальной организации «Авангард красной молодежи» подошли к растяжкам, опрокинули их в сугроб и принялись по ним топтаться, закоченевшие «идущие» предпочли ретироваться. «Авангардисты» тем временем развернули растяжку «Путинюгенд, не вам судить», и лидер АКМ Сергей Удальцов под скандирование своих товарищей – «Порнография не в книгах! Порнография в Кремле» – объяснял прохожим, что «эти люди не имеют никакого морального права вводить цензуру, потому что они напрямую связаны с властью, которая породила пороки современного общества», описанные в том числе и в произведениях г-на Сорокина. Минут через 5 «авангардисты» убежали. Остались только журналисты и унылый человек в спецовке «Горстроя», которому было очень интересно, кто заплатит за ремонт пострадавшей в ходе борьбы с режимом скамейки. Недолгую акцию коммунистов с любопытством наблюдали стоящие чуть поодаль люди – почти все бородатые, за исключением одного розовощекого юноши. Но юноша, как и его спутники, был одет как белогвардеец. А вернее так, как воображают себе белогвардейцев представители Союза православных хоругвеносцев. Монархисты приехали к Большому, чтобы, как и «идущие», выразить свое недовольство г-ном Сорокиным. Из желтого грузового «Мерседеса» они вынесли много хоругвей. Вскоре Театральную площадь, оцепленную милицией, заполнили основные силы «идущих» – толпы подростков под руководством начальника отдела культуры «идущих» Михаила Мясоедова, тоже бородатого. Хоругвеносцев «идущие», впрочем, прогнали. «Эти «единомышленники» не связывались с нами заранее и не просили разрешения на митинг», – объяснил «Новым Известиям» лидер «идущих» Василий Якеменко (он стоял на площади в качестве рядового наблюдателя). «Получается, что протест – это такая же профанация, как и то, что будет сегодня внутри театра», – недоумевал в беседе с корреспондентом «НИ» лидер Союза православных хоругвеносцев Леонид Симонович. Чтобы окончательно не ударить лицом в грязь, монархисты, перед тем как уехать, довольно ладным хором спели молитву на церковнославянском: «И очистимся от всякия сквеееерны». Прогнали «идущие» и представителей партии «Народная воля», тоже за отсутствие разрешения, хотя народовольцы и пришли с транспарантами, весьма схожими с транспарантами «идущих». Народовольцы не стали петь песен и неприкаянно бродили по площади. А все внимание фотокорреспондентов привлек г-н Мясоедов. Время от времени он очень энергично кричал в громкоговоритель: «Сорокин калоед!» Дети из «идущих» вместе радостно подхватывали клич начальника отдела культуры. Где-то на 6-й заход г-н Мясоедов решил разнообразить свою деятельность. «Может быть, кричать – «какашки есть плохо?» – спросил он у Василия Якеменко, но так и не использовал эту свою задумку. В семь вечера «идущие» свернули свою кипучую деятельность и разъехались по домам. Шаген ОГАНДЖАНЯН |
Театральные скандалы В ДЕКАБРЕ 2004 года в Бирмингеме (Великобритания) около 400 сикхов пытались штурмовать театр, где игралась пьеса «Бесчестье», оскорбительная, по словам налетчиков, для их религии. Примечательно, что пьесу о сексуальном насилии и убийстве в сикхском храме, ставшую причиной беспорядков, написал драматург Гарприт Каур Бхатти, который также исповедует сикхизм. В ОКТЯБРЕ 2002 года в Самаре (Россия) пикет с протестом против постановки на сцене Самарского академического театра оперы и балета оперы Сергея Слонимского «Видения Иоанна Грозного» провели в день открытия сезона представители православной общественности города, члены КПРФ и Национал-большевистской партии России. Собравшиеся держали плакаты: «Видения» – иудейское глумление над памятью великого русского царя». Правда, опера запрещена не была. В МАРТЕ 2000 года в Хайльбронне (Германия) 28 тысяч граждан города подписали петицию с требованием запретить показ пьесы американского драматурга Теренса Макнелли «Тело Христово», в которой Спасителем выводится техасский гомосексуалист по имени Иешуа. В защиту христианства неожиданно выступили и мусульмане Ближнего Востока. Организация «ХАМАС» объявила, что, если пьесу не исключат из репертуара, по зданию театра будет нанесен ракетный удар. В АВГУСТЕ 1998 года в Стокгольме (Швеция) в день премьеры оперы Родиона Щедрина «Лолита» у здания стокгольмской оперы собралась группа дам, выражавшая протест против постановки аморального произведения. Однако скандалы с театральными постановками случались и много раньше. Так, в 1882 году в Екатеринбурге после премьеры была запрещена пьеса Дмитрия Мамина-Сибиряка «Золотопромышленники», так как многие почтенные горожане, побывавшие на спектакле, неожиданно узнали самих себя в героях пьесы. Все рекорды по скандальности в 1851 году побила опера Джузеппе Верди «Риголетто» на сюжет Виктора Гюго «Король забавляется». Сюжет о похотливом короле вызвал возражения австрийской цензуры (Венеция находилась тогда под властью Австрии). Верди в декабре 1850 года получил из цензуры совершенно переделанное либретто, к которому ему предлагалось приспособить музыку. Место короля занял герцог. Опасения цензуры вызвала такая, казалось бы, незначительная деталь, как мешок, в который засунут труп поруганной девушки в последнем акте, – цензоры посчитали, что это слишком грубо для оперной сцены. Кроме этого цензура потребовала коренной переработки образа главного героя – горбуна, который раздражал нравы аристократов. Верди пришлось согласиться на изменение места действия и отказаться от исторических имен драмы Гюго. Премьера состоялась 11 марта 1851 года в венецианском театре Ла Фениче и имела шумный успех. Выходя со спектакля, публика насвистывала и напевала песенку герцога из последнего акта. При постановке «Риголетто» в Петербурге текст вызвал недовольство цензуры, запретившей исполнение произведения на русском языке. Русскими певцами, но по-итальянски (что в прошлом веке не было принято) опера исполнялась в 1859 году. |