Суд без шоколада

«У меня в том «УАЗе» погиб брат. Единственный кормилец семьи из десяти человек, – рассказывает Кока Тубурова. – После его смерти остались жена и пятеро детей. Живем одним домом. До недавнего времени была жива и наша мать. Но не вынесла горя – скончалась. Хоронили ее чужие люди: мужчин в нашей семье больше нет, а по чеченским обычаям предавать человека земле могут только мужчины». На судебный процесс Кока приезжает в четырнадцатый раз. «Я вся в долгах, – говорит женщина, – устроилась на работу в школу. Получаю четыре тысячи – на семью из восьми человек. Остальным работать негде». По словам Тубуровой, проживание в Ростове, проезд, питание ей, как и другим участникам процесса, оплачивает суд. «Но сначала мы платим свои деньги, берем квитанции, после чего нам возмещают расходы. Приходится каждый раз занимать – зарплату второй месяц не платят».

На прошлое судебное заседание приезжали шестеро родственников погибших, в этот раз вдова лесника Хазинат Бажаева осталась с маленькими детьми – денег на поездку не нашлось. Живут чеченские гости в скромной, маленькой гостинице в центре Ростова.

На заседания суда ездят на городском транспорте – эти расходы уже из своего кармана. «Да даже не в тратах дело, нам тяжело морально, – говорит Марха Мусаева, у которой в «УАЗе» тоже погиб единственный брат. – Когда утром в черных платках и с красными от слез глазами мы садимся в автобус, нас в упор разглядывают: не шахидки ли?». Но еще страшней взгляд подсудимых. «Казалось бы, их должны мучить совесть, вина, – вступает в разговор Тамара Тубурова, жена погибшего Хамзата, – а они смотрят на нас с ненавистью». По признанию родственников погибших, на суд они особенно не надеются. «Когда на прошлом процессе я увидела, как присяжный передает шоколадку защитнику обвиняемого со словами «за хорошую сегодняшнюю работу», сразу поняла – убийц оправдают, – говорит Кока Тубурова. – Так и вышло, хотя доказательств вины группы Ульмана было достаточно». Впрочем, нынешние присяжные другие. «Я по крайней мере вижу, что люди слушают, вникают, делают записи. А прежние сидели, как истуканы», – говорит Марха Мусаева.




«Для Чечни это обыденность»