Дмитрий Липскеров

– Ну почему? Если реализм выражен в форме потрясающих цветов, любви, красивой девушки, счастливых детей – то, конечно, вдохновляет? А если вы имеете в виду обыденность, то кого она может вдохновить? Она, наоборот, может затравить. И вообще, я считаю себя реалистичным писателем. И все, что происходит в моих книгах, абсолютно реалистично. Только реалии эти несколько сдвинуты. Там же все логично. Там все о нас.

– Еще одна черта ваших книг – молниеносный финал. А уж концовку вашей последнего романа «Осень не наступит некогда» вы свернули вообще буквально за три страницы. Такое ощущение, что вам надоели герои. Понимаете, хотелось продолжения, а тут бац…

– Бац – это же отлично. То, что вам хотелось еще прочитать, говорит в пользу книги. Вот если бы вы зевнули в конце, было бы намного хуже.

– Знаю, что режиссер Грымов собрался снимать фильм по вашим книгам.

– Да, одна голландская кинематографическая фирма готова вложить деньги, а господин Грымов будет снимать. Первая картина будет, по всей видимости, по «Родичам». Киношники решили, что она наименее дорогостоящая. Больше ничего пока вам не скажу. Проект существует, но пока он не реализован, я не хочу об этом подробно говорить.

– Писатели обычно стремятся к тому, чтобы их произведения были переведены на разные языки. Вы – нет?

– Я противник переводов. На сегодняшний день к русской литературе на Западе никто не имеет интереса. Наша переводная литература издается там тиражами две тысячи экземпляров. Книги не продают в магазинах, их распространяют по библиотекам. Соответственно ни материальной радости, ни читательской отдачи никакой нет. Рынок русской литературы – это сто пятьдесят миллионов человек в России, еще двести миллионов на территории СНГ. Это самый большой читательский рынок в мире. Чего мне еще желать?

– Вы отучились в Щуке на актерском факультете, но работать по профессии не стали. В чем причина?

– На тот момент мне казалось, что я хочу быть артистом. К концу института я передумал. Не считаю профессию артиста достойной мужчины. Профессия артиста предполагает зависимость всегда, везде и всюду. Народный ты артист, сто миллионов у тебя состояние – ты все равно человек зависимый. Тебя режиссер позвал, ты должен выполнять. Я пытался найти ту форму существования, более-менее независимую.

– Писательским трудом зарабатывать невозможно?

– Такого рода писательством, как занимаюсь я, невозможно. Детективы, фантастика – это да. И то не так много народу зарабатывает.

– Когда-то вы доставляли пиццу на дом в Лос-Анджелесе, теперь владеете в Москве сетью ресторанов. Скажите, деньги от ресторанов, они не скучные?

– Я трачу деньги на моих детей. Материальный достаток мне нужен для того, чтобы мое слово было свободно, чтобы не писать сериалы, ощущать себя вне формата – как хочу, так пишу. Поэтому скучные они или нет, это уже не важно. А что касается бизнеса, то, конечно, он надоедает. Кому-то бизнес интересен, но не мне. Не мое это. Мне интересно заниматься писательством. Вот это – моя профессия. Просто за нее не платят – вот в чем беда.

– А вас не смущает тот факт, что люди с деньгами у нас в стране сейчас заволновались. Олигархи первого ряда уехали, и люди поменьше беспокоятся и деньги переводят за границу. Не боитесь за судьбу ваших заведений?

– Я не боюсь. Я не вижу, чтобы в стране происходило что-то такое, чтобы могло насторожить людей, которые занимаются трудовым бизнесом. Что может напугать людей-производителей? Страна не может жить без среднего класса, страна не может жить без еды. Если бы у меня были бы нефтяные вышки, я бы боялся. И думал, как бы их утащить вовремя. Но их не утащишь, к сожалению.

– У вас есть какие-либо человеческие ориентиры. На кого, может быть, равняетесь, берете пример? Что вас вдохновляет?

– Конечно, персонажи есть. Примеров проводить не буду. Понимаете, есть качества, которые вдохновляют. Есть старое поколение, старики, которые в свои 90 лет более молоды, чем мое поколение, не говоря уже про ваше. Они более молоды во всем: и творчески, и продуктивно. Несмотря на то, что они прошли через страшные испытания, через войну. Вдохновляют все больше прозаичные вещи. Умение людей делать совсем простые вещи и радоваться им. Например, умение всей семьей собраться, купить торт, заварить чай, сесть всем вместе за стол.

– Вам нравится то, что у нас сейчас в стране происходит, в Москве?

– Так в стране или в Москве? Это все равно сравнивать два туалета: один в пятизвездочном отеле – другой в деревне Тяпкино на подворье у тети Брюквы.

– А в стране, в мире? Терроризм, катастрофы – вас волнуют эти вещи?

– Кого это может не волновать? Но весь ужас в том, что, как говорил один человек, – «Я жутко как переживаю, когда вижу по ТВ последствия цунами в Таиланде, но если у меня в этот момент сортир засорился...». Мне кажется, что вся страна наша сейчас такую мысль исповедует.

– У вас есть политическая позиция? В партиях, ассоциациях, хартиях, приходах, союзах состоите?

– Я вне политики. Разве со свободой волеизъявления сие соотносится?..

– Вы житель столичный. Ходите куда-нибудь?

– Да, Москва мне нравится, но я никуда не хожу. Зачем? Что мне тусоваться, девчонок клеить? Выпивать? Так выпить я люблю дома с друзьями. Все потрясения и переживания должны происходить в юности, в ней же и остаться. Мне в 40 лет с моими детьми интереснее проводить свое время, нежели ходить куда-то.

– А как у вас с Богом? Есть версия, что писатель не должен верить в Бога. Должен сочинять. Это и будет его вера в Бога.

– Какая глупость! У меня с Богом все хорошо, вот как у Него со мною…

– Дмитрий, вы, безусловно, человек сильный. Есть что-нибудь, что может вас сломать?

– Есть столько в мире вещей, которые могут сломать даже каменного человека. Я не буду всуе… На каждую силу есть еще более сила, на эту – другая, и так без конца…