Полина Кутепова

– Вы чувствуете себя счастливой женщиной?

– В чем-то да

– В чем?

– У меня есть в жизни то, из-за чего я счастлива, благодаря чему я могу быть спокойна, уверена. Это касается моего дома, моей семьи, того, что я работаю в таком театре. Но не хотелось бы об этом говорить. Не хотелось бы. Знаете, сейчас, в контексте того, что происходит у нас в стране после Беслана, я не могу сказать, что я счастлива. Это как-то неправильно. Может, я очень близко приняла все к сердцу. Но жизнь после этих страшных событий не может продолжаться так же, как она шла.

– Есть такое мнение, что вы в вашем театре существуете в тепличных условиях, что у вас искусственный мир...

– Но это не так. Театр совсем не должен отображать и реагировать на то, что происходит за стенами. Быть зеркалом. Но актеры-то все равно живые люди. Они выходят на улицу, ездят в метро, все это впитывают.

– А такие категории, как красота, имеют для вас значение?

– Безусловно.

– В чем?

– Можно говорить о внешней красоте. А можно говорить о внутренней. Я ценю внутреннюю красоту. Думаю, с возрастом начинаешь понимать, что ценнее.

– Вы любите людей?

– Да, в какой-то степени. Но я достаточно закрытый человек и, наверное, больше боюсь людей.

– Но вы не производите такого впечатления на сцене.

– Но сцена – это сцена.

– А в отношениях с вашей сестрой Ксенией у вас присутствует элемент профессионального соперничества?

– Соперничества нет. Мы абсолютно разные, можем ругаться и спорить на репетициях – это нормально. Я не знаю, в чем причина споров, думаю – тоска по совершенству.

– Тоска по совершенству – это ваше личное свойство или это свойство вашего театра?

– Да, и театра тоже.

– Вы деловая женщина, у вас репетиции, спектакли, съемки. У вас есть время расслабляться, отдохнуть от всего?

– Расслабляться, конечно, надо. Гуляю с дочкой в парке. А вообще для меня время расслабления – это ночь. Я поздно ложусь, и в этой время мне уже никто не мешает.

– У вас больше ролей в театре, чем в кино...

– Это сознательный выбор.

– Почему?

– Потому что когда возникают какие-то предложения, а в театре много работы, то я отказываюсь. Основа для меня – это театр. Это как бы долгосрочный вклад.

– На какие-то выгодные коммерческие предложения типа рекламы или антрепризы вы бы пошли?

– Я не говорю категорически «нет». И антрепризы сейчас бывают неплохие. И реклама появляется высокохудожественная. Но пока таких предложений не поступало.

– Какие из ваших ролей вам наиболее близки?

– Сейчас у меня только Маша в «Трех сестрах» по Чехову. И все мысли о Маше. А так все роли очень близки. Хотя когда спектакль долго играется, то возникает усталость от персонажа, усталость и непонимание. Как устаешь от человека, так устаешь иногда и от роли. Но сейчас не могу сказать, что какая-то роль меня раздражает.

– Что вам по-человечески близко в образе Маши?

– Маша мне вся близка. Это, может быть, особенность Чехова. Тут невозможно отстраниться от персонажа. Идет стопроцентное присвоение. Иначе невозможно играть. Если Машу пытаться охарактеризовать, то она не то что категорична, а требовательна и к себе, и к другим, требовательна к жизни. Для нее не может быть среднего существования. Она должна отвечать на все вопросы, которые встают перед ней. Зачем? Почему? Если она не знает ответов, она будет очень мучиться. Искать ответа.

– В труппе Петра Фоменко много прекрасных актрис, очаровательных женщин. Надо сказать, очень необычных. И это не лица с обложек современных глянцевых журналов. Это другая красота. Утонченная, нежная красота классического русского типа. Может быть, эпохи модерна, Серебряного века. Мне кажется, что Фоменко обладает каким-то особым даром обнаруживать и пестовать в актрисе такую красоту. Как он этого добивается?

– Мне кажется, что он вообще знаток человеческой природы. Он знает, из чего сотканы противоречия, слабости. И это касается, кстати, не только женщин. Он, например, просто купается в любовных сценах, изумительно их делает и репетирует изумительно. Думаю, что он очень любит жизнь во всех ее проявлениях. Петр Наумович настраивает тебя на какой-то особый лад. Люди открываются, при этом – с лучшей стороны. Он и непредсказуем, и неудобен, с ним все время нужно до чего-то дотягиваться. До какой-то серьезной величины.

– Как назвать эти качества? Искренность?

– Да нет, это не искренность. Это какая-то настоящесть.

– Что, по-вашему, в актерской игре является показателем совершенства?

– Это когда я полностью верю актеру. Когда он убедителен для меня. Главное, когда он независим от публики, в этом есть и смелость, и сила, и, что очень существенно, возможность тонко существовать. Потому что публика реагирует на грубые вещи. Но если актер сильный, он может «навязать» тонкую игру.

– У вас особая публика в театре, своя, уже приученная к тонкой игре, о которой вы говорите.

– Мы играем не только в своем помещении, куда к нам действительно приходит своя публика, но и в больших залах. Туда приходит разная публика. Ну, а потом мы часто ездим на гастроли, где тоже нет своего зрителя. И поэтому мы очень закаленные.

– Насколько уверенно вы чувствуете себя в профессиональном смысле?

– Думаю, что не очень, и мне это очень мешает. Много сил тратится на то, чтобы убедить себя: нет, Полина, ты не очень плохая актриса.

– И это при всей вашей известности?

– Думаю, что это Петр Наумович не дает нам расслабляться.

– В каком смысле?

– Ведь в чем особенность нашего театра: спектакль выходит, а мы потом еще годами продолжаем репетировать. Фоменко очень любит это дело. Он очень требователен и следит, чтобы спектакль не распадался. Постоянное око, которое не дремлет.

– Что для вас критерий успеха? Внутреннее чувство?

– Да, я думаю, внутреннее чувство. Но ты сам можешь заблуждаться, поэтому для актера важно, чтобы был режиссер, который видел бы со стороны и мог направить.

– Вы спонтанный человек? Можете себе позволить какой-то неожиданный выплеск или осторожно прощупываете дорогу?

– Я иду последовательно. Любая спонтанность всегда очень сильно подготовлена. Имеет глубокие внутренние причины. И поэтому все равно все происходит последовательно. Просто сначала идет накопительный процесс, а потом какой-то резкий выплеск.

– Но один человек позволяет себе этот выплеск, а другой ведет себя осторожно...

– У меня, наверное, сейчас такой период. Карты спутаны.

– Ясность придет позже?

– А нужна ли она?