Posted 30 апреля 2004, 20:00
Published 30 апреля 2004, 20:00
Modified 8 марта, 02:24
Updated 8 марта, 02:24
– С тех пор, как вы стали художественным руководителем театра, вы поставили всего два спектакля: «Андрюша» памяти Миронова и комедию «Слишком женатый таксист». Теперь вот «Швейк»…
– Идея была не моя. У нас в театре есть артист Леша Колган, его знают как пародиста. При всех своих талантах, он еще и человек пишущий, владеет рифмой, что немаловажно. Мне показалось, что он может сыграть Швейка. Создали бригаду, не скажу молодежную, но молодую: Александр Жигалкин, Эдуард Радзюкевич, привлекли Андрюшу Семенова, Андрюшу Щукина, Сергея Бурунова, Константина Карасика, уговорили Юрия Авшарова, Михаила Державина, Игоря Лагутина, Федора Добронравова.Репетировали они где-то полгода, все искали там каких-то мух, тараканов, поворотов. Когда я это увидел, понял, что так может еще несколько лет продолжаться. А Леша Колган в задумке, которую они собирались совершить, ну совсем не Швейк. Он большой, тяжелый, разговорный, а там сплошная круговерть. И мы тогда, без всяких обид, решили попробовать на роль Швейка – Радзюкевича. А Леша – автор всей этой фантазии.
– А почему фантазия?
– Я за свою жизнь инсценировок «Швейка» видел очень много. Мои ученики присылали кассеты с записями спектаклей, не поедешь же в Челябинск смотреть. Были там и интересные придумки. Но ужас в том, что я нигде ни разу не засмеялся. Сначала думал, причина в том, что я слишком хорошо знаю литературный материал. А потом понял, что «Похождения бравого солдата Швейка» относятся к числу тех произведений, которые очень трудно инсценировать. Можно перенести каркас, сюжет, а вот авторская интонация, ирония уйдут. Мы придумали фантазию – ситуация задана Гашеком, а вокруг – гуляем. Знаю, что премьера вызовет скандал. Нас окунут по шею во все, но меня это не волнует. Я хочу, чтобы в зале был народ, и все смеялись.
– А что в спектакле не от Гашека?
– Есть довольно пикантные песенки. К примеру, гимн трипперу.
– Не боитесь, что в пошлости упрекнут?
– Не боюсь. Здесь тема есть. Выходит гашековский генерал и говорит: «Солдаты, меня пугает ваша половая распущенность. Имейте в виду, что сейчас неприятель делает все возможное, чтобы ослабить нашу армию. Они поселяют в публичные дома персонал, поголовно зараженный триппером, и тем самым заражают наши ряды». Это текст Гашека, а мы к этому написали еще и песенку.
– Вы как-то сказали, что руководите не Театром Сатиры, а «Театром имени или памяти сатиры». «Швейк» ситуацию не изменит?
– Возможно. В этом спектакле есть несколько щемящих нот, которые именно сегодня надо сыграть. Суд и судья, прокуратура, армия, приемная комиссия военкомата, церковь, война. Только вот я слово «сатира» ужасно не люблю. Оно злость подразумевает.
– А сегодня у нас есть сатирики?
– Смотря кого таковыми считать. Говорить, что Михаил Жванецкий – сатирик, неверно. Он просто парадоксально мыслящий человек. Аншлагообразных называть сатириками? Так это понос сплошной.
– А в театре сатира есть?
– В основном все поверхностно, неглубоко. Сейчас такой наворот дешевки. Разнузданность появилась и безнаказанность. Ужас в том, что некоторые решили, что все можно. Хотя встречаются интересные идеи. Ко мне пришел молодой режиссер и сказал, что мечтает поставить «Мертвые души». Говорит, все, что сейчас происходит, в особенности эта наша рыночная экономика, все, что бы ни продавалось и покупалось, все это – «мертвые души». Интересно ведь. Это уже не про Анну Каренину, которая выжила, но осталась без ноги. Попросил его принести концепцию.
– А как вы относитесь к тому, что актеры политикой занялись? Известный по аншлагу Михаил Евдокимов губернатором стал.
– Это очень интересная история. Сейчас же все кому не лень его пинают: «Аншлаг! Красная рожа! Клоун». И политологи, и думцы, и губернаторы – у всех одна интонация. Я Мише не друг, не враг. Но я его знаю. Он умный мужик, с экономическим образованием, действительно серьезный парень. Потом, он же сам с Алтая. И я знаю, как он там корнями прирос. Можно подумать, что эти посткомсомольские отморозки – профессионалы, а он – клоун. Вспоминаю историю, которую Аркадий Исаакович Райкин рассказывал. После концерта он, Василий Меркурьев, Юрий Толубеев стоят на улице и ждут такси. Рядом в очереди еще четыре человека. Они их узнают и начинают: «Боже мой, если сейчас скажем, с кем рядом стоим – никто не поверит. Ой, радость та-а! Дайте автограф!» Подъезжает такси, на гребне такого успеха Райкин и Толубеев двинулись вперед, а поклонники их не пустили: «Клоуны, куда поперлись?». Вот в такие моменты клоуны и возникают.
– Вас же тоже часто воспринимают как клоуна. Ждут, что сейчас придет Александр Анатольевич Ширвиндт и начнет всех веселить.
– Это мой крест, это жуть! Я поэтому стараюсь никуда и не ходить. А то придешь и слышишь: «Господа, положите вилки, пришел!». Можно просто повеситься. А бывает, вякнешь что, и на тебя все косятся.
– Зрители, которые приходят к вам в театр, ждут того же?
– В общем, да. Но тут ведь еще дело в том, что на театре ярлык весит – «сатира». Одни театралы говорят: «Нет, мы в этот театр не ходим», а другие: «Это наш любимый театр». Нелегкая сейчас житуха. Конкуренция высокая.
– Мне кажется, что каждый театр занимает какую-то свою нишу и конкурирует сам с собой, с тем, что поставил вчера.
– Это правильно. Тем не менее театрального зрителя не так много, и за него приходится бороться. Я где-то читал про старого антрепренера. Когда этот зубр вез какой-нибудь спектакль вниз по матушке, по Волге, он знал, что, к примеру, в Сызрани – триста тысяч населения. Это количество надо разделить на два, потом высчитать, сколько мужиков, сколько баб, выкинуть тех, кто старше и младше какого-то возраста. Осталось тысяч пятьдесят –вычти из них еще один социальный срез и так далее. Если после всего осталось две тысячи человек – значит, город театральный, спектакль можно вести, два зала соберется.
– У вас же на спектаклях аншлаги.
– Не на всех. А потом ведь хочется не количества, а качества. У нас ведь зал –1250 мест. Так посмотришь на зрителей, хотелось бы больше других лиц увидеть. Хотя, это, конечно, фраеризм. Все равно не угадаешь, кто пришел.Выхожу я как-то после спектакля «Орнифль», стоят, ждут три интеллигентных человека – дамы и мужик: «Здравствуйте, мы из Ставрополя. Спасибо огромное. А что вы к нам в город не приезжаете?». Начинаю объяснять: «Да, знаете, сейчас время такое, на гастроли денег нет». «Но почему же, – говорят они. – Мы в Ставрополе, между прочим, не последние люди. Если вы добро даете, мы переговоры с кем нужно проведем». Я им снова: «Ну, вы видели, какие в спектакле декорации тяжелые». В ответ слышу: «Не обязательно с этим сценарием, другой найдите». Эх, театралы! А лица интеллигентные.