Posted 13 апреля 2004, 20:00
Published 13 апреля 2004, 20:00
Modified 8 марта, 09:49
Updated 8 марта, 09:49
–Вы известны не только как режиссер и актер, но и как телеведущий, художник, мультипликатор и кинокритик. Как у вас получается совмещать все это?
– Это не так тяжело, как некоторым кажется. У меня действительно есть несколько еженедельных программ на японском телевидении, но я записываю их в течение одной недели – на месяц вперед. А все остальное время я могу посвящать своим прочим занятиям. Я успеваю еще и встречаться с друзьями, и выпивать в компаниях, и кино поснимать. И каждый новый фильм – это очередная ступень обучения, и пусть мне еще не удалось достичь совершенства, согласно моим собственным критериям, но все же я осваиваю каждый раз новую землю, новую историю, новую возможность прожить еще одну жизнь. Мой секрет в том, чтобы относиться ко всему этому не как к работе, а как к некоей радостной игре.
Если вы видите, как кто-то напряженно тренируется, проплывая бассейн десятки раз из конца в конец, вы спросите его, для чего ему так себя истязать. Но вы же не будете спрашивать об этом резвящуюся в пруду рыбу! Это просто ее жизнь.
– Из снятых вами фильмов последняя картина «Затойчи» наиболее популярна. Чем вы объясняете ее столь шумный зрительский успех?
– «Затойчи» – это реконструкция целой серии картин про легендарного в Японии героя Затойчи. О нем было снято около тридцати фильмов, и сорок лет подряд его играл очень известный японский актер Шинтаро Катцу. У этих фильмов были свои правила и свои законы, они стали своего рода «иконой» японского кино. Я же пытался создать свою вариацию на эту тему, проникнуть в мир Затойчи со своим способом существования в нем, при этом не нарушая тех законов, по которым работали авторы трех десятков предыдущих картин про Затойчи. И я пытался понять, как далеко я смогу зайти за те рамки, которые я сам себе поставил. Это был вызов мне как профессионалу, как режиссеру.
– Как глубоко необходимо знать японскую культуру, чтобы во всей полноте оценить вашу картину?
– Насколько мне известно, в Японии фильм принимают очень тепло. Но, тем не менее, мне кажется, что он столь же доступен и европейскому зрителю, который проникает сквозь специфику, ему чуждую, и видит как бы сквозь детали некую общую, объединяющую весь мир картину. Конечно, сцены, где герои пляшут настоящий степ в традиционных японских кимоно, – это довольно непривычное зрелище, но, с другой стороны, посмотрите, как универсален этот танец! Он был в Ирландии, был в Испании, расцвел в Америке – да где угодно. В Японии же есть танцевальный стиль, который в мире почти неизвестен, он, в частности, используется в спектаклях театра кабуки, в котором актеры танцуют на высоких деревянных подставках. В каком-то смысле я создавал в своей картине некую аранжировку традиционного японского танца в более современном и интернациональном варианте. Общий вид героев, танцующих степ в кимоно, странен и японцу, и неяпонцу, но именно эта картина образует в результате некое странное «международное» привлекательное зрелище. И мне показалось, что реакция на мою картину примерно одинакова во всем мире, у любого зрителя.
– Ваш герой Затойчи виртуозный боец, несмотря на то что он – слепой. В чем тайна его воинского мастерства?
– Он очень силен – и физически, и морально. У него предельно обостренный слух, и он блестяще владеет собственным телом. У него крайне чувствительное обоняние, он ощущает все запахи острее зрячего человека. Но что еще важнее – он чувствует мир сердцем. Вообще, я старался, чтобы в моем фильме было всего в избытке – и комедийного жанра, и убийств с литрами пролитой крови. И с самого начала мне хотелось, чтобы герой был именно моим личным Затойчи, а не очередным персонажем известной серии.
– А что касается боевых сцен – они тоже «исторически» достоверны?
– Да, я старался. В истории боевых искусств существуют очень особенные, специфичные формы сражения на мечах, освоенные именно в Японии. Но постепенно в японское кино начали проникать формы сражения, заимствованные в Гонконге, – более акробатические, с множеством приспособлений и трюков. Большинство самурайских фильмов воспроизводят уже не японские, а чужеземные, более зрелищные бои. Это очень грустно. «Затойчи» немного разрушает жанр самурайского боевика, но он возвращает зрителя к истокам традиционной борьбы на мечах, старинной ее формы – в том, что касается движений, пластики, поворота меча и пр. Мне хотелось не столько разрушить традицию, сколько увидеть ее в новом свете, сменить ракурс и одновременно вернуться к нашим древним истокам.
– Роль Затойчи потребовала от вас серьезных физических усилий?
– Трудности были в основном практического свойства – например, довольно сложно держать сразу два меча в позиции «за спиной». Освоить эту особенную, крайне специфичную национальную борьбу с мечами было очень нелегко. Я как-то иногда закрывал глаза – и от напряжения, и потому, что мой герой слеп. Это был своеобразный танец с мечами, танец с борьбой. Пожалуй, съемки этих «сцен действия» были для меня самыми трудными, именно физически трудными. Я очень много тренировался, использовал для занятий каждую свободную минуту, потому что мне приходилось не только приобретать физическую форму, но и многому учиться. А работать с актерами было очень легко. И концепцию картины я придумал довольно легко. Реализовать ее – значительно тяжелее.
– Ваша предыдущая картина «Куклы» была очень неожиданной в контексте вашего творчества. Она имела большой успех в России. При этом она сильно отличается от нового фильма.
– Оглядываясь назад, я думаю, что «Кукол» стоило снять под псевдонимом. Тогда, наверное, зрителю было бы проще принять «Затойчи», потому что это по-настоящему картина Китано. Вообще, я бы не хотел ограничивать свою аудиторию, деля свои фильмы по жанровым особенностям. Для меня режиссура сродни некоему владению ресторанами. Я – хозяин ресторанов с разной кухней и одновременно повар. Мне не интересен клиент-посетитель, у которого строго определенные представления о моей «правильной» или «неправильной» кухне. У меня она разная, но всегда оригинальная и вкусная. В мой ресторан может прийти человек и предложить сделать мои рестораны популярнее и дешевле, так, чтобы вкус моей пищи был приятен каждому. И тогда я открываю ресторан «Затойчи».
– Вы будете и дальше продолжать самурайскую тему в своем творчестве?
– У меня есть одна идея, с которой я ношусь уже несколько лет. Но для ее реализации необходим большой бюджет. Мне хотелось бы снять нечто эпическое, вложив в это кино все, что я умею и имею. Самурайское ли это будет кино? Не знаю. Но, скорее всего, это будет некий новый период в моем творчестве. Я останавливаться не хочу. Видите ли, если принять всю мировую киноиндустрию за одно человеческое тело, то я на нем – раковая опухоль или некий род лихорадки, сотрясающей весь этот организм. Я хочу предупредить всех и каждого, что вырезать эту опухоль и излечиться от меня – практически невозможно.
Справка «НИ»
Такеши КИТАНО родился в Токио в 1947 году. Известность в Японии он приобрел, участвуя в спектаклях традиционного японского сатирического театра «Манзай». Роль безумного киллера в телевизионном сериале добавила ему популярности. В 1983 году Китано сыграл роль сержанта Хара в получившем международную известность фильме Furio Нагиса Осима (кстати, главную роль в этом фильме сыграл Дэвид Боуи). В 1989 году Такеши Китано заменил заболевшего режиссера фильма Violent Cop, в котором играл главную роль. Он полностью переписал сценарий и снял, по сути, собственный фильм, который сделал его национальным героем. С тех пор Такеши Китано написал сценарии и поставил одиннадцать фильмов. Во всех своих фильмах он также снялся как актер. В 1999 году фильм Такеши Китано Kikujiro был представлен в официальной каннской программе.