– Шарлиз, помимо исполнения главной роли в «Монстре», вы выступили в качестве копродюсера. Зачем? Осваиваете новые горизонты или история героини вас задела лично?
Ш.Т. – На самом деле я основала свою продюсерскую компанию пять лет назад и с тех пор неоднократно сотрудничала с разными людьми. Продюсирование фильмов – то, что мне не менее, а, может, и более интересно, чем актерская карьера. Когда мы встретились с Патти и стали обсуждать «Монстра», я поняла, что могу довольно много привнести в эту картину. И теперь, думаю, в дальнейшем я так и буду поступать – если проект будет мне особенно близок, буду заниматься и его продюсированием, если нет – просто сниматься.
– Как показывает опыт, практически любому фильму, в титрах которого написано – «основано на реальных событиях» априори гарантирован прокатный успех. Патти, как вам кажется, почему зритель так тянется к настоящим кошмарам, почему ему недостаточно кошмаров выдуманных?
П.Д. – Я не знаю, может быть, надо получше выдумывать эти кошмары. Насчет успеха всех фильмов по реальным событиям не уверена, но посмотрите, как популярны все эти реалити-шоу: «За стеклом» и им подобные. Сумасшедшие рейтинги по всему миру, людей не оторвать от телеэкрана. Думаю, не последняя причина стремления зрителей к правде жизни в том, что индустрия развлечений стала очень уж упрощенной, двухмерной, она потворствует зрителю, поэтому-то зритель жаждет чего-то настоящего.
– Почему вы решили в картине избежать сцены казни, ведь всем известно, что прототип героини Айлин Кэрол Вурнос была казнена?
П.Д. – Это не та история, которую мы хотели рассказать. Нам было важно объяснить прежде всего самим себе – как человек доходит до такой жизни. Мы хотели рассказать в первую очередь историю любви и историю предательства. Поэтому история нашей, киношной, Айлин заканчивается там, где ее подружка, ее любимый человек, ее предает. Что было дальше, не так уж и важно. Электрический стул – это просто физическая смерть.
– Шарлиз, вы полагаете, что не бывает настоящей женской дружбы или не бывает настоящей женской любви?
Ш.Т. – Я не стала бы утверждать этого. Лесбийская линия в картине не самая важная, она – вторичная. Я даже не уверена, что настоящая Айлин была лесбиянкой. Просто наша героиня страдала от того, что ее никто не любил, и готова была принять и отдать любовь кому угодно. Она верила в любовь. И поэтому линия предательства была для нас важна. История отсылает зрителя к греческим трагедиям, к Шекспиру. А без него история походила бы на заметку из желтой прессы.
– Героиня так неприятно выглядит в картине, и оправдания ее убийств так не убедительны (когда она начинает убивать не потому, что ее унизили, а ради того, чтобы содержать свою девочку), что возникает вопрос – почему же мы должны ей сочувствовать? Ведь по закону жанра зритель должен симпатизировать преступнице?
П.Д. – Да, действительно, сочувствие в этом сюжете совершенно ни при чем. Мы узнали эту историю из выпуска новостей – человек убил семерых. Чем это можно объяснить? Тем, что она была сумасшедшей. Это, конечно, само по себе повод для сочувствия, но дело не в этом. Мы пытались разобраться – в чем причина этого сумасшествия? Знаете, это как с ветеранами Вьетнама – почему хороший человек в какой-то момент срывается с катушек и начинает вытворять то, что от нормального человека невозможно ожидать.
– В последнее время многие голливудские красавицы появляются на экране в изуродованном виде. Вам не кажется, что это объясняется тем, что Голливуд уже так далеко зашел в гламуризации действительности, что окончательно потерял с этой действительностью связь, а теперь дает обратный ход?
П.Д. – Да, и это увлечение глянцем приводит к тому, что сценаристы перестали писать какие-то интересные, объемные роли, к тому же актерам и актрисам хочется красиво выглядеть на экране, и они с удовольствием на это идут.
– Ради чего Шарлиз Терон в фильме так обезображена? Что поменялось бы в истории, будь она чуть-чуть симпатичнее?
П.Д. – С одной стороны, она совершенно идентична внешне своему прототипу. Если вы посмотрите фотографии реальной Айлин, вы удивитесь, насколько они похожи. Впрочем, Шарлиз выглядит все же похуже. Но дело в том, что если бы наша героиня была красивой, история бы совершенно изменилась, никто бы не поверил в нее. Это ведь фильм о женщине, которая убивает от отчаяния, потому что ее никто не любит.
– А что вы испытывали, глядя на себя в зеркало в гриме Айлин?
Ш.Т. – Жутко, конечно, но я была довольна, потому что этот макияж действительно получился. Пожалуй, именно макияж был моим самым большим переживанием, связанным с ролью. Я боялась, что он будет смотреться, как карикатура, это будет неправдоподобно, либо это будет выглядеть так, что, мол, посмотрите, Шарлиз Терон хочет выглядеть уродиной. А мне нельзя было забывать, что это реальная история, что такая женщина действительно была, может быть, и сейчас где-нибудь есть.