Из многочисленных театроведческих трудов, посвященных Шекспиру, режиссер Юрий Бутусов, кажется, с наибольшим эффектом использовал теорию, согласно которой роль Ричарда III предназначалась отнюдь не премьеру Ричарду Бербеджу, высокому красавцу-трагику, со стройными ногами и склонностью к полноте. А комику Уильяму Кемпу, который любил гротескные изменения своей внешности: накладные усы, парики, носы, горбы, а также славился своей способностью танцевать без устали часами (мог, танцуя джигу, пройти мили от одного города до другого). В сегодняшнем театре танцевать джигу от забора до обеда способен, пожалуй, только Константин Райкин. И Юрий Бутусов дал ему прекрасную возможность «станцевать» шекспировскую роль. Как недавно дал возможность другим актерам «Сатирикона» порезвиться в «Макбетте» Ионеско. Не мудрствуя лукаво, Бутусов продолжает в «Ричарде» развивать и оттачивать приемы, найденные в театре абсурда. Он поставил подзаголовком к спектаклю «трагифарс», явно сделав ударение на последней части.
Художник Александр Шишкин создает игровое черно-белое пространство, таящее в себе возможность разнообразных метаморфоз. Свет, временами делающий фигуры прозрачными, превращает действие в картинку, или создающий на стене вырастающую гигантскую тень героя. Выдумка с надувающейся тканью, в которой «тонут» противники, по-настоящему первоклассна. На первом плане мирно застыли картонные фигуры условных зверюшек. К могилке на авансцене весь спектакль будут подносить, кажется, одни и те же белые цветы. А гигантские черный стол и стул ни на минуту не скрывают, что они всего лишь цирковой реквизит для акробатических трюков. После Някрошюса любой уважающий себе режиссер в шекспировской трагедии непременно посыплет немного снегом.
Питерский режиссер Юрий Бутусов в Москве, как партизан, упорно отказывается демонстрировать лучшее из своих умений – умение «оживлять» актера. В московских постановках Шекспира и Ионеско он предпочитает развеселую попсовую музычку, много движения, лихие вставные номера. Скажем, в «Ричарде» весьма разнообразно поставлены убийства. Кларенса заливают красной жидкостью из бутылок. Бэкингема (Денис Суханов) прикручивают к могильному кресту и заматывают газетами. Принцев бьют подушками. А сам Ричард тонет в бумажных волнах. Поставив в центр спектакля Ричарда - Константина Райкина, остальным актерам Бутусов определил роль подыгрывающего реквизита. Оттолкнувшись от известного факта, что в шекспировском театре один актер играл несколько ролей, режиссер раздает эпизодические рольки убийц, горожан и т.д. студентам курса Райкина в Школе-студии МХАТ. А Максиму Аверину доверяет сыграть и Кларенса, и Эдварда, и герцогиню Йоркскую. Образы-маски придуманы вполне занятно. И сатириконовские актеры хорошо справляются с пластикой и срывают непривычные к дыханию шекспировской фразы голоса. Они хрипят, сипят и выкрикивают строки, которые не легли на гортань и существуют отдельно.
Отсутствие достойных партнеров и соперников сильно мешает Ричарду-Райкину. Трудно соблазнить святую, но нелепо «соблазнять» шлюху. Трудно уговорить умников – уболтать идиотов ничего не стоит. Этого Ричарда окружают люди, играющие с ним в поддавки. Кажется, что Шекспир дал своему герою примерно раз в 5 больше слов, чем необходимо. Предложив Райкину острый внешний рисунок роли Ричарда, Бутусов сполна воспользовался его незаурядными пластическими данными и спортивной формой. Этого Ричарда пригибает к земле огромный горб; ходит он, чуть переваливаясь и подволакивая ногу. Иногда падает. Одна рука скрючена. Процедура одевания для него – подвиг. Если он хочет двигаться быстро, он вынужден прыгать. То ли паук (моментами вспоминается пластика великолепно сыгранного Райкиным Грегора Замзы), то ли больная обезьяна карабкается на стул и зависает на его спинке. Наблюдая Райкина, понимаешь, как много приобрел театр, но и как много потерял наш цирк. Райкин играет в Ричарде одну из старейших цирковых масок – злого клоуна. Этот Ричард по-клоунски спонтанен, непредсказуем, неуязвим и нелеп. Он играет со своим телом так же ловко, как предметами реквизита. А ими он жонглирует не хуже, чем партнерами. Об этом Ричарде нельзя сказать, что он нарушает заповеди. Клоун так же пребывает вне моральных оценок, как далека от понятия греха и искупления игра в кегли.
Герметичный мир, выстроенный Юрием Бутусовым, абсолютно замкнут для проблематики Шекспира с его исследованием природы зла, сатанинской гордыни, с его темами предательства и раскаяния, воздаяния и милосердия. Когда к шекпировскому Ричарду накануне боя приходят духи умерщвленных им людей с ритуальным повторением: «раскайся и умри!» – ему остается только выронить меч и погибнуть. Когда Ричарду в «Сатириконе» накануне боя снится партсобрание с рукоплесканиями и речами, можно умереть разве что от скуки и омерзения. Любопытно размышлять, почему наш век перестал интересоваться демонической природой зла, не верит в адских духов, а если и допускает существование бесов, то самых мелких. Злой клоун в бумажной короне – нашего времени случай.