– Александр Яковлевич, скажите, если бы не было баскетбола, то вы бы наверняка его придумали?
– Баскетбол был придуман задолго до меня. Это сделал американец Нэйсмит. Он был прекрасный регбист, великолепный гимнаст и создал совершенно новый вид спорта. Если бы не баскетбол, не знаю, кем бы я стал. Детство было очень тяжелое. Я проводил почти все время на улице. Хулиганили, мягко говоря. В тот момент мы все брали пример с наших соседей, а это были воры в законе братья Шустовы. Кстати, оба брата были очень спортивные и играли в футбол. Даже команду создали. Сейчас бы их назвали спонсорами. Я в этой команде играл на воротах. В школе меня поставили на коньки, и я даже выиграл первенство города.
– А когда баскетбольный мяч в руки взяли?
– Когда вернулся после эвакуации в Ленинград. Играть начал довольно поздно. Но играл самозабвенно. Помню, днями и ночами мяч в кольцо бросал. Почти сразу стал учиться на тренера, и мне в качестве практики дали женскую команду. Интересно, что мои подопечные были старше меня. Некоторым женщинам было по 35 лет, а мне только 20. Самое интересное, что в этой команде играли моя теща и моя жена. В 1952 году окончил Военный институт физкультуры, получил специальность тренера-преподавателя по спортивным играм, и меня распределили в Ригу. В столице Латвии женской команды не было, и так я стал мужским тренером. Кстати, до 1954 года продолжал играть.
– Почему бросили и решили посвятить себя только тренерской деятельности?
– В 1954 году вышло постановление нашей федерации, которое запрещало быть играющим тренером. И, наверное, это правильно. Тренер и спортсмен – это две совершенно разные психологии. Один – организатор, а другой должен быть эгоистом и индивидуалистом. Кстати, сомнения в том, быть или не быть тренером, отпали после одного эпизода. В 1952 году меня не взяли на Олимпийские игры. Повезли другого баскетболиста. По всем показателям он был хуже меня, но выше на 40 см. А еще сам Круминьш говорил, что лучше, чем Саша Гомельский, пас ему никто не давал. Но главный тренер сборной СССР Степан Спандарьян сказал: «Ну куда тебе с таким ростом». И я решил взять реванш как тренер. И взял его в конце концов. Сменил Спандарьяна, а потом пошел дальше и привел наших ребят к золотым наградам на Олимпийских играх 1988 года.
– Как вы воспринимали поражения?
– Я считаю, плох тот тренер, который не терпел жестокие поражения. Да и что это за тренер, если его не снимали. Проигрыши учат значительно больше, чем победы. Просто надо уметь делать из них соответствующие выводы. Я никогда не обвинял своих воспитанников в поражениях. Искал причины неудач в себе. Например, мне очень трудно было пережить третье место на Олимпийских играх в Москве в 1980 году. В отсутствие американцев я считал, что мы будем первыми. Тем более что великолепно провели предыдущий сезон, отлично начали олимпийский. В нашей неудаче виноват был прежде всего я. Зря разрешил многим ребятам жить дома, а не на сборе, да и сам не все время проводил с командой. Короче, поплатился за свою самоуверенность. А еще у нашего центрового Ткаченко была травма, он не мог бросать правой рукой. Я стал ставить ему бросок левой. Но опять чуть-чуть недоработал. А еще страшно переживал, что мы не поехали на Олимпиаду-1984 в Лос-Анджелес. На предолимпийских соревнованиях мы разгромили всех. Я искренне считал, что наши спортивные руководители все-таки пошлют хотя бы только нашу баскетбольную сборную на Игры. Американские тренеры, которые видели нас накануне Олимпиады, заявляли, что с нами будет очень сложно бороться. Но все же самое большое разочарование в моей жизни – это смерть второй жены Лили. Тогда я посчитал – все, жизнь кончилась. Спасибо брату Евгению, моим детям, они сумели меня поддержать.
– Вы производите впечатление человека очень уверенного в себе, никогда не сомневающегося...
– Я очень часто сомневаюсь (и когда Гомельский произносил эти слова, он резко переменил свой немного властный тон и заговорил совсем тихо. – А. Л.). Если тренер не сомневается, то он, прости меня, просто дурак! Другое дело, наставник должен сам верить в то, что он говорит, уметь зажечь своих воспитанников, показать игрокам, что надо сделать именно так и никак иначе, и никогда не показывать, что он в этот момент сомневается. Иначе ничего не выйдет. Только оставшись один на один с собой, он может позволить себе подумать, правильно ли он поступил. Да, я умею убеждать, могу настроить баскетболистов на победу. Именно это помогло мне на Олимпиаде в Сеуле, хотя все были уверены, что американцы нас переиграют.
– Вы были удачливым тренером и вдруг стали президентом баскетбольного клуба ЦСКА.
– В какой-то момент понял, что бегать на пульсе 220 ударов в минуту кроссы со своими подопечными, показывать все приемы самому я уже не могу. Я преклоняюсь перед Виктором Тихоновым, но работать так, как он, я уже не смогу. У меня в ЦСКА прекрасный генеральный директор Сергей Кущенко, мы отлично работаем вместе. А тренируют пускай теперь другие.
– Почему все вас называют папа?
– Когда я работал в Риге, меня называли или по имени, так как я был очень молодой, или обращались просто – тренер. Потом я переехал в Москву, часто приходилось решать проблемы ребят с квартирой, машиной, и меня за глаза стали называть папа. Так и приклеилось.
– Это правда, что в молодости у вас было прозвище Чайник?
– Пыхтел, как чайник, вот и получил такое прозвище. Некоторые, правда, были уверены, что оно произошло от фамилии Чайников. Были случаи, когда преподаватели так и говорили, вызывая меня: «Чайников, иди отвечать».