Ректор Сколтеха Александр Кулешов: "Страна становится старше, беднее и глупее"

Елена Иванова, Наталья Сейбиль

- Какие существуют программы для учёных, которые хотели бы работать в России?

- Кроме мегагрантов, мне неизвестно о каких-то программах, идущих от государства. Думаю, что их нет.

- Сколько учёных вернулось?

- У нас в Сколтехе нет специальной программы возвращения российских учёных. У нас есть программа, которая заключается в том, что мы берём на работу в качестве профессоров людей, имеющих существенный опыт работы в лучших зарубежных университетах. В общем количестве таких профессоров доля русскоязычных весьма и высока. Но особой программы по возвращению российских учёных из-за границы в Сколтехе нет. У нас – смешанный коллектив, двадцать процентов по-русски не говорят. Это – американцы, канадцы, немцы. Остальные, конечно, говорят, но многие из них имеют двойное гражданство.

- Профессора, приезжающие к Вам на работу, занимаются преподавательской деятельностью или научными исследованиями?

- В хорошем университете одно от другого неотделимо. Конечно, все те, кого мы берём на работу – люди в активном научном поиске. Они работают и как исследователи, и преподают. Это так происходит во всём мире: человек преподаёт и занимается наукой.

Есть, безусловно, исключения. Бывают ситуации, когда человек уже вышел из плодотворного возраста, но ещё хорош как преподаватель. Есть довольно редкие ситуации, например, Андрей Николаевич Колмогоров не любил и не умел преподавать. Делал это очень плохо. А ведь он – величайший математик 20 века. Но это – редкость. В основном люди работают как исследователи и преподают.

- Как повлияет на ситуацию новый закон о просвещении?

- Во-первых, он ещё не принят, не прошёл Совет Федерации и не подписан президентом. Полностью принятым его пока считать нельзя.

На мой взгляд и взгляд людей моей профессии, абсолютно всех, кого я знаю – это полное безумие. И по-другому этот закон воспринимать нельзя. Надо понимать, что наука сегодня глобальна. Наука не может развиваться только в России. Даже в Советском Союзе это было затруднительно. Но Советский Союз был третью мира. В отдельной стране наука самостоятельно развиваться не может. Нигде. Наука трансгранична.

Я приведу простой пример. У нас за четыре года вышли статьи в соавторстве с профессорами 1800 зарубежных университетов. На каждую такую статью нужно получать разрешение? Это просто невозможно!

У нас порядка ста двадцати подписанных соглашений о совместной работе, совместном обучении и так далее. Ещё раз повторяю: наука интернациональна, пытаться её каким-то образом закрывать, требовать специальные разрешения, это возвращение даже не в средневековье… затрудняюсь найти правильную аналогию.

- Сопоставим ли уровень зарплат учёных в России и в Европе?

- Если говорить в целом – несопоставим, конечно. Но зарплата – вопрос очень тонкий. Например, во Франции должность профессора государственная. Зарплата французского профессора 6 тысяч евро. Но при этом во Франции не существует проблемы платной медицины, платного образования. Все эти расходы несёт на себе государство. А в США в хороших университетах зарплата на порядок больше – 250 – 300 тысяч долларов, есть профессора, у которых она достигает миллиона долларов в год. Но при этом, если ты хочешь обучить детей и их трое, то вся твоя зарплата может оказаться гораздо скромнее, чем зарплата французского профессора. Это очень сложный вопрос, связанный, в том числе, и с налогами.

Про Сколтех в целом, могу сказать, что наши зарплаты вполне конкурентоспособны. Для России нужно 50 таких Сколтехов как минимум, тогда этот вопрос не будет возникать. Но дело не только в зарплатах, если мы говорим об утечке мозгов. Проблема не в том, что учёные уезжают. Проблема в том, что они не возвращаются.

А уезжать надо на какое-то время! Человек должен почувствовать, что такое – мировая наука. Но они должны возвращаться. Если уезжают на стажировку – я только за.

Дело не только в деньгах, это только одна часть проблемы. Есть вторая, более значительная часть. Я всегда привожу один пример: почему Овечкин не играет за СКА? Что, ему не могли дать тех же денег? Наверняка могли бы. Дело в том, что человек, который чувствует свой потенциал, хочет самореализоваться в Высшей Лиге. Если это не Высшая Лига, деньгами его не соблазнишь. Наша задача – создать критическую массу людей, которых можно было бы назвать высшей лигой. Если этого не произойдёт, серьёзные люди не поедут. Мы стараемся на уровне Сколтеха это делать. На небольшом пятачке мы создали такую критическую массу.

- Есть ли в России университеты, куда ещё возвращаются на работу соотечественники?

- Массово не возвращаются. Нужно понимать, что у Сколтеха есть большое преимущество в финансировании. Мы действительно обеспечиваем конкурентоспособные зарплаты. И не только за счёт бюджета, но за счёт выполнения большого числа высокотехнологичных контрактных работ. За последние четыре года мы выполнили контракты для 230 компаний, начиная от Хуавея и кончая Лукойлом. Это имеет огромное значение. Теоретически МГУ или ВШЭ могут сделать для небольшого числа профессоров достаточно высокие зарплаты. Это не проблема. Проблема в том, что это невозможно сделать массово.

- Есть ли возможность создать лабораторию для учёного сопоставимую по уровню обеспеченности оборудованием и материалами с европейскими или американскими лабораториями?

- Я уже начал говорить о том, что первое важное условие – достойная зарплата, второе – критическая масса людей, которые тебя понимают и третье – оборудование. Для математики это не имеет значение, но во всех науках это очень важно. Действительно, сегодня закупка первоклассного современного оборудования в новых областях стоит огромных денег. Эти деньги несравнимы с зарплатами, они гораздо выше. Если эти три фактора обеспечены, тогда ничего не мешает вернуться.

Хотя, жизнь гораздо сложнее. Мы должны понять, что возвращение часто связано с различными жизненными обстоятельствами. Например, дети ходят в школу. В этом случае говорить с человеком о возвращении практически бесполезно. Потому что возникает огромная проблема с детьми. По-русски они, возможно, говорят, но читать и писать не умеют. Если они в третьем-четвёртом классе, проблема практически нерешаемая. Возникает масса житейских, бытовых проблем.

Легко соглашаются приезжать люди, которые подходят к пенсии. В Европе это возраст 67 лет, когда человек ещё полон научных сил. Но формально он не может быть профессором.

Гораздо правильнее ставить задачу, чтобы не уезжали молодые ребята, это значительно важнее.

- Каковы перспективы сегодняшних выпускников университетов? Тех, кто планирует заниматься наукой? Существует мнение, что учиться в российской аспирантуре равно выстрелить себе в ногу, затруднить дальнейшее построение карьеры в западном научном сообществе.

- К великому сожалению, это наиболее распространённая точка зрения. В Сколтехе это не совсем так, потому что мы можем обеспечить всё, о чём я говорил. Наших ребят с огромным удовольствием берут в любые ведущие университеты мира. И в Принстон, и в Стенфорд, и в Оксфорд.

Но в целом, к сожалению, отток продолжается. И это отток молодых и талантливых. Страна становится старше, беднее и глупее. Как это ни печально. Мы пытаемся этому противостоять. На нашем локальном кусочке это получается.

Но, как я уже говорил выше, таких Сколтехов должно быть в стране сто. Как минимум – пятьдесят, тогда мы изменим ситуацию.

Подробно об утечке мозгов из России читайте в материале "Слухи о возвращении ученых оказались сильно преувеличенными"