Posted 5 ноября 2020, 15:10

Published 5 ноября 2020, 15:10

Modified 7 марта, 14:20

Updated 7 марта, 14:20

Глеб Глинка: «Я был ошеломлен… Получается, что я столько лет жил со святой?»

5 ноября 2020, 15:10
В конце октября в прокат вышел фильм о Докторе Лизе. «Новые Известия» поговорили с вдовцом филантропа Глебом Глинкой. В интервью он рассказал о том, что для супруги значила помощь людям, кто и как продолжает ее дело, а также об увековечивании ее памяти в литературе и кинематографе.

Елизавета Глинка, более известная как Доктор Лиза, являлась учредителем благотворительного фонда «Справедливая помощь». Она помогала смертельно больным, бездомным, малообеспеченным семьям, а также участвовала в гуманитарных акциях на Донбассе и в Сирии. 25 декабря 2016 года Доктор Лиза отправилась в Сирию, чтобы доставить груз с лекарствами и другим необходимым для госпиталя. Однако самолет потерпел крушение, в авиакатастрофе не выжил никто.

— Глеб Глебович, когда вы познакомились с Елизаветой, она уже знала, кем хочет стать?

— Я с ней познакомился, когда она была студенткой мединститута. По-моему, она всегда хотела стать врачом. Мама у нее работала в четвертом управлении, это сейчас больница администрации президента. Также на нее очень сильно влиял мамин брат, который был педиатром. Она даже рассказывала, как папа в детстве сделал ей врачебную печать — из картошки вырезал. Так что, видимо, желание стать врачом у нее было всегда.

— Как она пришла в паллиативную медицину? С чего начинался ее путь?

— Мы жили в очень глухих местах в США, в штате Вермонт, граничащем с Канадой. Когда мы туда приехали, меня сильно волновало, что она там не сможет заниматься своей профессией. Хотя она сама была готова целиком отдаться семье.

Но еще до знакомства с ней я совершенно случайно попал в хоспис, работал там волонтером — читал книги. И у меня была надежда, может быть, Елизавете это тоже будет интересно. Когда мы туда приехали, она была ошеломлена. В России это были тяжелые годы — в больницах ничего не хватало, люди все с собой должны были приносить, все было достаточно жутко. А там — уютный хоспис — место дивной красоты, чистый, никаких запахов, стоят цветы, картины на стенах, все в ярких красках. В каждой палате было по два человека, на дверях в прозрачном конверте висела маленькая личная биография каждого. Это, конечно, производило сильное впечатление.

Впоследствии Елизавета стала приходить туда помогать как волонтер. По сути, там она ознакомилась с тем, как работает система. Потом она прошла курсы по паллиативной медицине.

У Елизаветы к смерти было особое отрицательное отношение — она не просто боялась ее, как и все, она ненавидела ее. В ней глубоко сидело понимание, что людям нужно дать возможность уйти достойно.

— Как появился благотворительный фонд «Справедливая помощь»?

— Мы много лет болтались между Россией и Америкой. Но основное место жительства было в штатах. Почти с самого начала, когда Елизавета стала активно заниматься милосердием, оказывать помощь людям, мы вместе открыли там фонд. Он назывался «Vale», это был хосписный фонд. И этот фонд, когда уже в России начали активно работать, стал фондом «Справедливая помощь».

С чего все началось? У дьякона Кураева был форум. Там к Елизавете обращались за помощью, обсуждали случаи конкретных людей. Она всегда очень хорошо писала и достаточно быстро прославилась как личность на форуме. Потом кто-то из спонсоров, которые по ее просьбе помогали, создал ей страницу на «Живом Журнале», купил подпись со всеми прибамбасами. И он же придумал для нее ник «Доктор Лиза». Когда она начала в «Живом Журнале» писать, тогда ее слава стала, действительно, широкой. В 2010 году она даже получила звание лучшего русскоязычного блогера.

— После смерти Елизаветы по мотивам ее дневниковых записей вышла книга «Доктор Лиза Глинка. Я всегда на стороне слабого». Кто был инициатором ее издания?

— Я. После скоропостижной гибели Елизаветы я хотел сохранить все возможное о ней. Я еще при жизни предлагал ей издать книгу, она была талантливым писателем. Поэтому записи нужно было сохранить не только с точки зрения памяти о ней, но и это важно с точки зрения культурного наследия.

— Недавно вышло новое издание книги. Чем оно отличается?

— Над первой книгой мы начали работать почти сразу после гибели Елизаветы. Первый год после ее смерти я плохо помню, что происходило… Помню только, что целый год прорыдал. Поэтому были моменты, которые я, возможно, упустил.

В новом издании есть дополнительные фотографии, другое предисловие, свое послесловие я тоже немного поправил. Но главное — я нашел целый ряд ее дневниковых записей, которые я упустил из вида во время составления первой книги. Это 11-12 сообщений первого ранга, очень сильные. Поэтому второе издание получилось расширенным.

Более того, в найденных записях есть интимные записи, они почти как письма от нее ко мне с того света. Может быть, поэтому я их не пустил в первый раз. Честно говоря, не помню… В этот раз мы решили эти записи подать в книге как отдельный кусок. Я с трудом перечитываю их. Последняя запись о том, что будет после смерти.

— Почему из книги ни в первый, ни во второй раз не была убрана нецензурная брань? Ведь, в частности, из-за этого на ней стоит возрастное ограничение «18+». А, наверно, книгу следовало бы почитать и подросткам.

— Контингент, с которым работала Елизавета — в частности, бездомные — не всегда пользовался литературным русским языком. Она в дневниках их речь сохраняла. По сути вы спрашиваете, почему я не провел цензуру ее слов. Если человек жив, то у него можно спросить, как лучше сделать. Мне же не у кого спросить.

— Помимо книг о Елизавете недавно вышел и фильм «Доктор Лиза» (16+). Какое впечатление он произвел на вас?

— Я рад, что появился этот остросюжетный фильм. Это не арт-хаус, он для широкой публики. Мне кажется, что фильм удачный. По крайней мере, я был на нескольких показах, очень многие люди выходили в слезах.

Больше всего меня потрясло то, как Чулпан Хаматова воспроизвела Елизавету. Это чудо! Прямо как-то немножко не по себе стало, когда первый раз увидел фильм. И походка, и голос, и мимика, и как она голову держит — настолько точно она все воспроизвела.

— Были ли какие-то моменты, которые вам не понравились в этом фильме?

— Да, были какие-то мелкие промашки. Но они всегда есть, я не хочу говорить об этом. Существенных неточностей не было, на мой взгляд.

— В фильме рассказывается об одном дне. Это 30-летняя годовщина вашей свадьбы. И в этом дне соединены реальные события, но на самом деле происходившие в совершенно разное время. Почему был выбран именно такой сюжет? И как на самом деле вы справляли годовщины свадьбы с Елизаветой?

— Елизавета была многогранной личностью, поэтому при экранизации стояла сложная задача. Нужно было уместить все о ней в двухчасовые рамки. Найденное решение задачи — собирательный день — это просто удача.

А годовщины свадьбы мы, как и Рождество, и Пасху, и другие праздники, отмечали в узком семейном кругу. Не было такого, как в фильме, что мы много гостей приглашали. Потому что у меня достаточно суетливая работа была, а уж у нее… Наверно, поэтому мы в более интимном кругу праздновали.

— Почему в фильме вам выпала роль бездомного, а не супруга Елизаветы?

— На роль меня, супруга Елизаветы, сложно было кого-то подобрать, потому что актеру предстояло сыграть напротив «великой Чулпан». И вообще у меня совсем другая профессия…

Почему я играю бездомного? Это такая байка, изюминка. Крохотная роль. Такой прием есть у Хичкока. Он во всех своих фильмах появляется буквально на несколько секунд.

— Какой, по вашему мнению, вклад в развитие паллиативной помощи в России внесла Елизавета?

— Елизавета привнесла сюда опыт, который она приобрела в штатах о том, какие могут быть хосписы, в частности, какой в них может быть настрой к больным, как к ним нужно относиться.

Ее также можно считать основателем уличной медицины в России, которой на тот момент здесь не было. Это когда не больные приходят к врачу, а врач посещает их.

Мне трудно быть объективным по очевидной причине. Но, мне кажется, что она также оставила в ночлежке понятие силы доброты. Мне кажется, то, как она прожила жизнь, — это своего рода оправдание добра. Добро, которое не в тягость, не принудительное, не из-за страха или каких-то моральных принципов, а светлое, естественное добро. То чувство сострадания, которое привязывает нас друг к другу и делает одним целым.

— Вы рассказывали, что порой Елизавета возвращалась домой в слезах. У нее была сложная работа в моральном плане. В чем она находила спасение, где черпала силы?

— Наверно, дом для нее был убежищем. Здесь всегда тихо, спокойно. Она очень любила дачу, любила по дому работать, готовить. Как она все успевала — это вопрос, на который я не могу ответить. Также я не понимаю, как она могла такое количество человеческого горя через себя пропустить. Мне кажется, в этом что-то сверхчеловеческое есть.

— А сама Елизавета как относилась к тому, чем занималась? Она считала свою деятельность работой?

— Очень хороший вопрос. Елизавета не воспринимала свою деятельность как работу. Она работала в таком дерьме, а сама шутила, была очень веселая. Это было загадкой для многих. Из каждой ситуации она могла извлечь что-то светлое и радостное.

Почему Елизавета крайне редко обращалась за помощью к чиновникам?

— Елизавета очень дорожила своей независимостью. Она никогда не брала никакие гранты — ни у наших, ни у американцев, которые тоже предлагали поддержку. Если она и обращалась к чиновникам, то требовала не деньги, а конкретную помощь.

— Как она приняла решение отправиться туда, где шла война? И как вы отнеслись к этому?

— Мне было страшно…

Как она приняла это решение? У фонда был девиз: «Мы помогаем тем, кому некому помочь». Из-за морального авторитета Елизавета могла собрать большое количество помощи, и из-за гибкости фонда она могла сделать это очень быстро.

Фонд помогал не просто деньгами, вещами, а помогал добротой. То есть, волонтеры сами что-то делали: сами лечили, сами тушили пожары. Елизавета лично из ада войны людей вытаскивала.

— Как вы считаете, преемники Елизаветы выдерживают планку, заданную ей?

— Да. Сейчас продолжает работу помощи людям Наталья Авилова — она была самым близким соратником Елизаветы при жизни. Елизавета всегда воспринимала ее как своего преемника. Наталья Авилова и фонд, действительно, продолжают работу в духе Елизаветы. Здесь есть определенные особенности: работа, в основном, с волонтерами, без государственных грантов, минимальные расходы на себя, непосредственная помощь…

Конечно, сейчас им трудней. Елизавета, как говорят другие врачи, была врачом от бога. А у Авиловой нет медицинского образования. Но она набирает огромный опыт и авторитет. Она все делает, чтобы помочь людям.

— Вы принимаете участие в работе фонда?

— При жизни Елизаветы я вообще никакого отношения к фонду не имел. Она меня в свои дела не втягивала. Мы хотели, чтобы дома была какая-то альтернатива, наш собственный мир. Сейчас же я участвую в работе фонда, даже являюсь председателем.

— В 2018 году на руководство «Справедливой помощи Доктора Лизы» было заведено уголовное дело о злоупотреблении полномочиями.

— Конечно, это было очень печально. Благотворительность — это благое дело. И открывать уголовное дело в отношении него — это не просто неприятно…

А как вы узнали об авиакатастрофе, в которой погибла Елизавета? Сразу ли поверили в ее смерть?

— Узнал, как все, наверно. Проснулся и по радио услышал. Изначально был момент, когда ее смерть была под сомнением — ведь она свой паспорт оставила дома, и могла не попасть на самолет из-за этого. Но она была так известна, что ее даже без паспорта пустили.

Окончательно о смерти Елизаветы я узнал, когда Михаил Федотов [на тот момент председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека] позвонил в дверь и сказал: «Ее больше нет».

— В СМИ писали, что и она, и вы якобы что-то предчувствовали перед полетом в Сирию. Это так?

— У меня никакого четкого предчувствия не было. Это потом стало понятно, что та поездка во многом отличалась от других. Например, она впервые полетела на выходных. И это тоже была случайность, потому что она с Федотовым должна была лететь, но он не полетел. Поэтому она попросилась с музыкантами, перевезти груз. Она была очень упрямая, и сама нашла путь выполнить свое обещание.

Елизавета говорила, что это ее последняя поездка, потому что в феврале 2017 года ей должно было исполниться 55 лет. По тем временам она была бы уже пенсионерка. Она бы, конечно, всегда занималась тем, чем занималась. Но она хотела отойти немножко от этого. Говорила, что исполнительным директором будет Авилова, а она сама будет президентом фонда. Мне кажется, она уже понимала, что не вечная и думала о том, как сохранить фонд. Первые шаги она хотела предпринять после этой поездки. Но этого не случилось.

— Как вы отнеслись к тому, что уголовное дело по факту авиакатастрофы было прекращено?

— У Алексея Пивоварова на YouTube-канале выходил фильм про эту авиакатастрофу. Мне кажется, он правильно озвучил все возможные версии случившегося. Но сделал заключение, что, пока следователи не откроют все материалы дела, мы никогда не узнаем причину.

Но, честно говоря, меня это меньше волнует. Кто это сделал, какая была ошибка… Это ее не вернет. Меня больше волновало, страдала ли она. По крайней мере, я слышал запись с «черной коробки», из которой следует, что падение произошло очень быстро. И если все так, то значит, что пассажиры самолета даже не сообразили, что происходит. Не успели. Меня это немножко утешило — что не было того ужасного момента смерти.

— Ходили слухи, что Елизавету планировали причислить к лику святых. Хотели ли бы вы, чтобы это произошло?

— Я не знаю, как ответить на этот вопрос… Сразу после отпевания меня позвал к себе митрополит Ювеналий и высказал соображения по поводу причисления Елизаветы к лику святых. Я был ошеломлен. Сейчас я также растерян, как тогда. Получается, я столько лет жил со святой?

Одна икона уже появилась года два назад. Еще над одной сейчас работает известный иконописец.

Подпишитесь