О.Яков Кротов: тоталитаризм - это отрицание человека

Священник Яков Кротов

СВОБОДА, ДИССИДЕНТСТВО, САМИЗДАТ

Есть два противоположных феномена, одинаково являющихся проявлением эскапизма. Один - это заявление, что «советская жизнь» закончилась в 1991 году, второй - это заявление, что тоталитаризм в России возродился в 2015 (2008, 2004, 2000, 1997, 1993) годах. Оба феномена суть проявление базового непонимания и, что печальнее, нежелания понимать суть тоталитаризма и, соответственно, неумения опознать тоталитаризм и противостоять ему.

Конечно, использовать термин «советская жизнь» возможно как одну из идиом исследуемого времени, отчётливо сознавая его лживость. Лживость - момент принципиальный, ведь тоталитаризм отличается от всех других форм человеческой жизни тотальной лживостью. Не тотальным контролем (это невозможно), а тотальной лживостью властей. Именно властей - поэтому призыв «жить не по лжи», обращённый к подданным, был если не лжив, то ложен. С таким же успехом Солженицын мог призывать заключённых не завышать норм выработки и не кричать на концлагерных овчарок.

Лживость делает тоталитаризм прежде всего языковым явлением. Языковое явление, опирающееся на голую силу (КГБ и армия) для своего функционирования. Явление антиполитическое, антиправовое, античеловечное, антисоциумное и антисоциальное. Явление, тотально агрессивное.

Точно так же тоталитаризм есть экстремальное проявление разъединения, откола от человечества и человечности, торжество сектантства в политической жизни. Естественно, на языке новояза нормальные люди, сохраняющие базовое единство и на основе этого единства ведущие политическую жизнь во всём её разнообразии, называются «сектантами» и «раскольниками», ведущими «фракционную борьбу», «диссидентами».

Когда закончился тоталитаризм? Это вопрос бытового мышления. Научное мышление спрашивает, закончился ли тоталитаризм, ищет признаки его окончания - и не находит. Тоталитаризм изменился - но он менялся постоянно, причём, к сожалению, он совершенствовался, становился прочнее. Но тоталитаризм не исчезал никуда, а кто это отрицал, рано или поздно доживает до момента, когда суровая реальность тоталитаризма вламывается к нему в квартиру.

Если бы Ленин сверг Георга V, то вся английская литература, от Беовульфа до Диккенса и Честертона, стала бы самиздатом. А Оруэллу даже и эмигрировать бы не дали, расстреляли бы с Гумилёвым.

Поверхностный исследователь считает самиздат разновидностью печати, репрессированной цензурой, подпольной. Но при тоталитаризме нет цензуры! Цензура, индексы запрещённых книг и т.п. - явление в правовом полицейском государстве, явление внутри закона и права. Россия после 25 октября 1917 года - антиправовое государство, поэтому в ней о цензуре говорить нельзя. Кошмар в том, что понятие «преступления» в тоталитаризме принципиально неопределённо. Тоталитаризм есть тотальная неопределённость - именно в ситуации неопределённости реализуется произвол, позволяющий себе произвольно определять смысл слов, не беря на себя никаких долгосрочных обязательств по следованию этим определениям.

В принципе, любой текст при тоталитаризме может быть самиздатом. Дело в том, что тоталитаризм по сути есть отрицание человека, а человек есть слово. Поэтому любое слово - враг тоталитаризма, хотя он всё-таки вынужден словами пользоваться. Но вот Конституция - советская в восприятии Михаила Ходорковского, когда он читает ее в райкоме ВЛКСМ днем на заседании, и та же Конституция - опаснейший самиздат в руках политического заключённого (Новодворской, Марченко) и просто антисоветская сатира, когда вечером на кухне Михаил Ходорковский зачитывает из неё цитаты друзьям, с которым попивает коньячок и покатывается со смеху.

В этом смысле абсолютный самиздат - это пространство между поднятыми вверх руками демонстрантов на Манежке с год назад. Посадили за пространство между руками, там даже белого листа бумаги не было.

Самиздат любопытен как восстановление снизу, по-кембриджски выражаясь, на grass-root level, вербальной коммуникации. И разговоры на кухнях из того же ряда. Тоталитаризм очень чётко, но абсолютно неформализованно, различал вербальную коммуникацию, содержательную и конструктивную, от трёпа и фуфла.

Закончились ли самиздат, самсебяиздат, тамиздат 23 августа 1991 года? А Контора, которая отслеживала и преследовала эти явления, закончилась? Ничуть. Была сохранена и в конечном счете именно эта Контора выиграла в борьбе различных номенклатурных кластеров за власть и деньги.

Другое дело, что Контора не дура, Контора знает, что «где дырочки, там не рвётся» и поэтому допускает некоторые отдушины, оплакивание давно умерших соловьёв. Тексты Солженицына и Шаламова переходят из разряда «антисоветской литературы» в разряд дозволенной (хотя всё-таки не вполне официальной) литературы. Однако переходит этот не только не полный, но и временный. Власть явно делает уступку, бросает кость - но кость привязана к верёвочке и за верёвочку постоянно дёргают, напоминая разным мемориалам, что, как говорил товарищ Огурцов, «мы тебя выдвинули, мы тебя и задвинем». Свобода на верёвочке, свобода - кость, причём кость пластиковая, как игрушка для собачки, продающаяся в соответствующих магазинах. Что ж, от человека зависит, соглашаться жить собачкой с пластмассовой костью в зубах или стараться жить человеком.

Полностью материал здесь.