Как излечить Россию от ностальгии по империи

Фундаментальной ошибкой российских либералов всегда было то, что они стремились идти во фронтальную атаку, «переламывая через колено» все существовавшие в обществе устои и предрассудки. В лучшем случае им удавалось немного их «притопить», но при первом удобном случае прежние образы вновь всплывали на поверхность. Для того чтобы настоять на новой повестке дня, необходимы иные приемы.

Историческая миссия России

Во-первых, что бы ни говорили сегодня кремлевские лидеры о вставании страны с колен и обретении ею былого величия, при ближайшем рассмотрении оказывается, что вся наша повестка дня выглядит «оборонительной», да и «защищаемся» мы на удивительно близких рубежах. Учитывая, что у российского народа всегда существует потребность в мегапроектах, поворот во внешней политике должен быть представлен именно в этом контексте.

Главный месседж должен быть нацелен на новое определение исторической миссии страны: не «вбивание клина» между Европой и Америкой, а их воссоединение через единую европейскую цивилизацию, в которой Россия и Америка выступают не победителями Европы, а ее молодыми и мощными наследниками. Только такая евроцентричная картина мира может устранить из массового сознания противопоставление России/СССР и США, которым мы были больны последние полвека. Идея «северного альянса» в этом контексте может быть подана как совершенно естественная для России по целому ряду причин. Можно упомянуть, что таким образом будет сформирован самый мощный военно-политический блок на планете и тем самым в значительной степени устранена угроза войны. Что все объединившиеся страны совместно освоят Арктику, которая на следующее столетие станет основной кладовой ресурсов. Сама же Россия получит все нужные ей технологии и инвестиции от новых союзников, расколов тем самым Chimeric'у (China + America. — РБК) и ослабив потенциальное давление на своих южных границах. Иначе говоря, только так мы «сделаем Россию снова великой».

Можно пойти — если консервативная часть общества не воспримет такие идеи, как достаточно убедительные — и дальше, отмечая, что укрепление единства России и Европы важно и в цивилизационном смысле. Приток населения из России (Украины, Белоруссии) в Европу снизит потребность самих европейских стран в мигрантах. Наше единение окажет поддержку не националистам, а сторонникам менее стремительных ценностных перемен, стабилизировав сами европейские общества. Большой проект, если он начнет реализовываться, вернет Европу в глобальную политику.

В то же время никто из либерально мыслящих россиян сближению с крупнейшими демократиями не будет противиться по определению, и, таким образом, сам замысел консолидации Севера при наличии у России достойного места в новой конструкции может стать чуть ли не национальной идеей. Прекратить вековые дебаты сторонников ориентации на Запад и Восток можно только одним способом: девальвировав оба эти понятия до нуля.

Экономия усилий

Во-вторых, по мере того как в обществе будут вырисовываться контуры нового мегапроекта, можно начать объяснять, что сама его логика требует пренебрежения ко всему тому мелкому и несущественному. Центральная Азия, бывшее отдаленное владение Российской империи, нужна современной России не больше, чем Франции Камерун, а Британии — Кения и Зимбабве. Убежден: любой, кто предложит отказаться от экономической помощи этим странам и ограничить приток оттуда сезонных рабочих, будет поддержан подавляющим большинством избирателей, особенно на фоне начала создания «северного альянса». Это сейчас россиян тешит классический постколониальный синдром мечтаний об объединении бывшей империи. Однако он исчезнет, как только найдется что-то более масштабное и амбициозное в качестве нового ориентира.

Вводя страну в евроцентричный мир, новые политики смогут говорить о «выводе» ее из постсоветского пространства авторитаризма и бедности; о резком снижении потенциала конфликтности в «большой Евразии» и в силу этого сокращении затрат на оборону; о прекращении показавшей еще во времена Советского Союза всю свою бессмысленность политики подкормки вассалов. Чего стоит — в прямом смысле — один только белорусский президент, который будет тут же «снят с довольствия», если Россия и Европа двинутся навстречу друг другу. Даже «проклятая» украинская проблема поворачивается совсем иной гранью, если только Украина превращается из фронта борьбы Европы против «орды» в один из главных перекрестков сотрудничества.

Иначе говоря, только начав встраиваться в новую «империю», можно излечить сознание нации от ностальгии по той империи, в которой она была центром, — и на основе такого подхода предоставить евразийский хартленд самому себе. Кстати, если почитать создателя этой концепции Хэлфорда Макиндера внимательно, окажется, что он говорил о двух хартлендах, имея в виду под вторым Центральную Африку, ныне самый бедный регион на Земле. Не стоит, на мой взгляд, мешать евразийскому хартленду повторить путь африканского — это естественная траектория движения территорий, не имеющих выхода к морям, в эру океанической экономики. Нам же надо, сэкономив усилия на мелких играх в утраченной империи, участвовать в создании новой: не на первых ролях и при этом обустраивая собственные Сибирь и тихоокеанское побережье.

Идеологическая трансформация

В-третьих, важнейшей задачей, которая позволит проделать такую трансформацию, является жесткое подавление конфронтационного и милитаристского типа сознания. На мой взгляд, сегодня для этого исключительно удачный момент. Празднования Победы становятся все более масштабными, потому что людей, совершавших свои подвиги в Великой Отечественной войне, практически не осталось. Но родные и близкие помнят павших — не столько как героически сражавшихся, сколько как ушедших и не вернувшихся. И поэтому сегодня можно начать трансформировать память о подвиге в память о трагедии; честно подсчитать потери; поставить вопросы о виновных; начать вести страну в будущее не с лозунгами типа «Можем повторить!», а с принципиальной позицией «Никогда снова!». На этой волне можно начать мощную идеологическую трансформацию, задачей которой станет утверждение принципов отторжения насилия, умножения народа, экономии ресурсов, постоянного фокусирования внимания на росте благосостояния — иначе говоря, на превращении России в нормальную успешную европейскую страну.

Повторю еще раз: изменить существующую повестку довольно легко. Люди будут, несомненно, уставать от экономических проблем, которые не решатся вне тесного сотрудничества с развитыми странами; ценность Крыма через несколько лет сведется к ценности Чечни с учетом того, сколько туда будет вкладываться средств и какую отдачу они будут приносить. Сирия не станет новым Афганистаном по количеству жертв, но в точности повторит его по результатам. Постсоветские сателлиты «кинут» Россию так же, как от нее ушли братские советские республики. Новая внешнеполитическая повестка будет напрашиваться сама собой, и поэтому представителям оппозиции нужно начинать говорить о ней уже сегодня.

Работа на будущее

Можно сказать, что все изложенное — просто прекраснодушные мечтания. Отчасти это так. Нет оснований полагать, что предложения умерить российский милитаризм, вернуть Украине Крым, переосмыслить понятия Запада и Востока и заняться больше собой, чем другими, срезонируют у отечественного избирателя в марте 2018 года. И тот, кто рискнет хотя бы озвучить эти идеи, вряд ли через десять месяцев увидит свое имя в бюллетене для голосования.

Но время идет быстро. К 2024 году, если все останется как прежде, а выходившие на улицы Москвы школьники окончат свои университеты под те же сводки с Донбасса и из Хомса и под те же рассказы о разлагающейся Европе, запрос на новую (причем радикально новую) парадигму будет очень силен. И это значит, что уже сейчас тем, кто стремится выстроить многолетнюю политическую карьеру, а не просто подойти к кремлевской кассе, отметившись как участник президентской кампании, стоит думать и о новой доктрине, и об ее аргументации, и о том, как и какими методами удастся, наконец, изменить архаичное отечественное мировосприятие.

Оригинал здесь