Искусственные тонкости

Вся культура, хотим мы того или нет, исчернена тонкими пограничными линиями. Шаг влево, шаг вправо – и вот ты уже не в культуре, а в культе. Восстань древние египтяне из своих гробниц (по примеру Мумии из одноименного фильма), они бы головы посносили туристам, лезущим в могилы фараонов. Однажды студенты богословского вуза, где я рассказывал про Ренессанс, меня строго спросили: «Как вообще можно молиться перед «Мадонной Литой» Леонардо да Винчи»?» И я понял, что наши границы находятся в разных местах.

Скандал на выставке Сидура, сброшенный рельеф Мефистофеля – это, конечно, одного поля ягоды с культурной деградацией последних лет – с неумением вести диалог, с отсутствием широты взглядов, с кризисом светских ценностей. Но есть в этом и глобальный сдвиг. Мы живем в интересное время, когда все границы пересекаются. Европа сносит их в географическом измерении (потом кое-где пытается вернуть), мы – в духовном. Государство перенимает мессианскую риторику, церковь – государственную, художники почти не чувствуют, где начинается кич и массмаркет, зрители не чувствуют, где начинается искусство. Тут в пору схватиться за голову и удариться по примеру повстанцев «Фейсбука» в обличение власти, доведший народ до полного отупения. А можно увидеть – пусть даже от безысходности – что-то позитивное.

На мой взгляд, позитивных тут сразу несколько моментов. Наконец уходит в прошлое такой фантом как «высокая культура»: это когда надо смотреть с придыханием, благоговеть и восхищаться «Прекрасным», оттопырив пальчик с лорнетом. Его символом всегда был балет – но даже отчаянный «классицист» сегодня ждет от танца живых эмоций. Именно поэтому музеи сейчас из «храмов искусств» превращаются в площадные гуляния: чего там только нет – от медитирования на красках до модных ресторанов. Эстетика вышла за рамки художественной резервации и пронизывает теперь все слои цивилизации: в ее категориях («возвышенное», «безобразное», «низменное», «ужасное» и еще десяток терминов) меряют политику, экономику, религию и быт.

Все это мы, конечно, проходили на примере начала ХХ века – тогда тоже искусство оставило свой загон. Из аристократических салонов оно вышло в массы. Но и массы многое поняли буквально – если уж художник ставит в красный угол вместо иконы «Черный квадрат», так это ж – Бога нет. Дальше сами помните, что произошло.

Есть времена, когда начинается духовное деление и дробление. Век Просвещения (XVIII) пытался все разложить по полочкам: религия отдельно от государства, человек отдельно от общества, наука отдельно от политики. Есть времена, когда все начинает кипеть и перетекать подобно биомассе: и вот уже человек, захлопнув крышку компьютера, идет взрывать древнеримский храм, потому что его отношения со Всевышнем этот храм исключают. Батюшки выходят с проповедями в собрания ученых историков, снимают фильмы о судьбах мира и полагают, что их близость к алтарю делает их приближенными к истине. Еще немного и возродятся оракулы, государственные жрецы, весталки-девственницы, хранящие священный огонь и святилища с бюстами императора. Мы идем к тотальной мифологизации: для кого-то это новая дикость – все-таки приличные люди границы пытаются соблюдать, – а для кого-то мистический экстаз и вдохновение. Проблема только, что экстаз долго не длится и чреват очень сильными «отходняками».

Автор – арт-обозреватель «НИ»