Инвалидность вместо культуры: чем русский народ отличается от других

Я как-то долго пытался найти образ, который показал бы отличие россиян от других сообществ христианской цивилизации, без обращений к сложным механизмам психического.

И думаю, что нашел.

Алкоголь воздействует на любого человека. В каждом обществе, есть некоторый процент попадающих в зависимость от алкоголя и спивающихся. В каждом обществе возможны ситуации, когда прием алкоголя одновременно осуществляют большое количество народа, целыми общинами и сообществами.

Но только для индейцев встреча с концентрированным алкоголем обернулась национальной трагедией. Только индейские племена спивались почти целиком и полностью.

Сейчас принято считать, что причины этого лежат не в биологической плоскости, а в культурной, в ситуации вынужденного взаимодействия культур, находящихся на разных стадиях цивилизационного развития. Но для образа, для метафоры — это несущественно.

Точно так же можно сказать, что вне определенного влияния (метафора алкоголя), русские малосущественно отличаются от своих собратьев европейского образца. На чем старательно играют идеологи теории «просто оболваненного народа». Все, что они говорят, как правило, правда. Но будучи лишь частью правды — порождает ложь.

Точно так же, как индейцы к алкоголю, русские не обладают иммунитетом к архаичным культурным паттернам, вышедшим из прямого употребления сотни и даже тысячи лет назад.

Сами эти паттерны мы можем обнаружить в любом обществе. Можем найти маргинальную прослойку, попадающую под их влияние. Можем увидеть, как локально и ситуационно большинство в обществе реагирует в логике таких моделей.

Но нигде, это не становится зависимостью для общества в целом, нигде народ не превращается в «непросыхающий» тотально.

Причины того, что в коллективной культуре русского народа не сформировались конструкции сознания, контролирующие, организующие и блокирующие прямое проявление архаичных моделей мышления и поведения — мы много раз обсуждали. Здесь речь исключительно о последствиях этого факта.

Так вот:

- какими бы «белыми и пушистыми» ни выглядели россияне вне контекста тех воздействий, против которых у них нет коллективного иммунитета, как бы нам ни было их жалко в понимании того, что это прежде всего их собственная трагедия, смертельно опасная для их собственной культуры и образа жизни — это никак не отменяет того факта, что при появлении таких воздействий они сами становятся опасны для всех культур и народов, для всего живого и подлинного. А ликвидация воздействующего фактора в краткие периоды просветления, сама по себе не ликвидирует «иммунодефицит» русской культуры, и создает лишь иллюзию их нормальности;

- сама по себе инвалидность русской культуры (которую при содержательном рассмотрении правильнее называть не культурой, а муляжом культуры — в чем и состоит ее инвалидность), не порождает в массовом индивиде реваншистских, агрессивных и экспансионистских мотиваций. Здесь доля правоты тех, кто возлагает вину на власть и пропаганду. Но она порождает потребность в таком типе и способе социальной организации (соборность, общинность, державность) — для которой расширение своего влияния и преобразование окружающей реальности в себя — является единственной и естественной культурной моделью поведения. Способом существования. Условием жизнеспособности.

Поэтому, хотя между индивидуальными мотивациями рядового россиянина и его реваншистской ипостасью прямая взаимосвязь не просматривается, она существует опосредованно. Россиянин добровольно и по собственной инициативе заказывает себе такую власть, к которой реваншизм, единомыслие и пропаганда идут в комплекте. Как имманентные свойства культурной модели.

И все попытки измыслить «морковность без лисовости», в образе «прекрасной России будущего» - оказываются лишь поддержкой тех культурных оснований, той травмы «соборной державности», без которой Россия превращается в простой набор букв - против естественных проявлений которых они пытаются возражать и протестовать. Укреплением корней того самого состояния, против плодов которого они доблестно сражаются.