Posted 27 декабря 2013,, 22:00

Published 27 декабря 2013,, 22:00

Modified 8 марта, 04:33

Updated 8 марта, 04:33

С Новым Словом!

С Новым Словом!

27 декабря 2013, 22:00
Анатолий Степовой
С Новым Словом!

Слова, как и их творцы-люди, имеют обыкновение рождаться и умирать. У молодых слов и фраз, вошедших в обиход, можно иногда с точностью до года, месяца и дня назвать дату их рождения и даже имена их родителей. Есть слова, которые стали «космополитами». И на всех языках народов мира звучат они в своем первородном виде. Русский язык, в отличие от других могучих, не столь щедр на словесные подарки человечеству. Могу, не роясь в словарях, назвать несколько таких «космополитичных» слов: колхоз (рождение – начало 30-х годов прошлого века, кончина – начало 90-х), спутник (рождение – конец 50-х того же века), космонавт (12 апреля 1961 год), калашников (50-60 гг. ХХ века). Они во всяк сущих в мире языках звучат одинаково.

С умиранием слов дело обстоит несколько загадочнее. Вот с придуманными писателем Федором Достоевским русским аналогом слова калоши – «мокроступами» – не задалось с рождения. Не прижились они в российском обиходе. Хотя другой его ребенок – глагол «стушеваться» – до сих пор жжет щеки совестливых людей. Но все это, как говорится, естественный процесс.

Но бывает у слов и насильственная смерть. Вот на исходе 2013 года чиновники из Роскомнадзора приговорили к истреблению из журналистского лексикона четыре слова, которые не могут быть употреблены ни при каких условиях. Роскомнадзор прояснил, за употребление каких именно нецензурных слов российские СМИ могут получить предупреждение или даже лишиться лицензии. «К нецензурным словам и выражениям относятся четыре общеизвестных слова, начинающихся на «х», «п», «е», «б», а также образованные от них слова и выражения», – говорится в документе, опубликованном на сайте Роскомнадзора. По словам пресс-секретаря надзорного ведомства Вадима Ампелонского, разночтений в понимании этого определения возникать не должно. «Эксперты по нашему запросу определили, что к мату в русском языке относятся четыре общеизвестных слова, а также их производные и выражения, которые их содержат. Все остальное матом не является – это грубые, просторечные слова и выражения».

И вот здесь у меня отлегло от сердца. А тревогой тому – мой 8-летний внук Сева, который стоял на грани лишения школьной лицензии за применение одного слова весьма широкого значения. Правда, сказанное в школе Севой слово не начиналось с крамольных х, п, е, б, но все же...

Вернувшись со школы, юный лингвист поведал о своей конфронтации с учительницей на почве разного понимания смысла одного слова:

– Мам, а учительница говорит, что «сучка» – это плохое слово.

– Сев, зависит от контекста. Если ты говоришь не про собачку, то – плохое.

– Я говорил про собаку.

– И что же ты сказал?

– Даже сучки знают, что нельзя плеваться.

Маме оставалось только развести руками и признать, насколько велик, богат и могуч русский язык. Но это мама, а вот чиновникам этого не понять и не объяснить.

Что касается опальных, но общеизвестных слов на «х», «п», «е», «б». Здесь мне вспомнился мой давнишний спор с английским студентом-филологом. Приняв на тощую студенческую грудь по паре тогда экзотичных для советских граждан баночек их бира, вышел у нас нешуточный спор: чей язык богаче в словесном, так сказать, измерении. Роберт Чандлер (впоследствии, к слову, ставший главным переводчиком на английский книг Андрея Платонова) попытался сразить меня голой статистикой. Мол, в их знаменитом Оксфордском словаре английского языка этих самых слов намного больше, чем в любом русском аналоге, будь то словари Даля, Ожегова или Ушакова вместе взятые. Этот аргумент был мной решительно отклонен ввиду цензурных ущемлений со стороны что дореволюционных, что советских словонадзирателей. Я предложил английскому другу практический спор на количество синонимов одного и того же слова в наших языках, живыми носителями которых мы являлись. В качестве приза для победителя мы выставили: Роберт – сборник стихов Осипа Мандельштама, который можно было купить тогда только в валютной «Березке», я – пластинку ВИА «Самоцветы», на которой была его любимая песня «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз».

Мы взяли листы бумаги и пошли строчить синономы на самые народные слова в наших языках. Не буду скрывать, в этом перечне были, в том числе, и все те же слова на «х», «п», «е», «б». Три дня, как сказал бы известный русский поэт с шотландскими корнями, мы были в словесной перестрелке. Мой английский друг был шокирован исходом нашей словарной дуэли. А когда он не нашел в своем «оксфорде» слова на «б» – «бурьян», то специально поехал в воронежскую степь, чтобы понять значение этого слова и увидеть это явление русской природы наяву. Правда, это было намного позже нашего спора, но трофей победителя стоит в моем книжном шкафу синим томиком О.М.

Так что найти достойные синонимы на запрещенные Роскомнадзором слова в русском языке можно легко. Хрен, барышня, йе-йе, пилорама – вполне пристойные слова. Все дело в смысле и интонации. Остается лишь нам, журналистам и литераторам, договориться о единообразном употреблении этих слов. И всех делов-то, блин.

А вот из рожденных в 2013 году словосочетаний чемпионом можно признать: «Навальный, садись, пять».

Из не появившихся на свет в «НИ», так как были вычеркнуты моей недрогнувшей редакторской рукой, назову фразу одного известного юриста в телефонном интервью, которое записал стажер отдела. «Он сделал ход под стать талии Ботвинника», – читаю я, тихо сползая со стула. «Может быть, было сказано: ход под стать Талю и Ботвиннику?» «Может быть, – ни мало не смущаясь, легко согласился стажер. И как здесь было не прибегнуть к употреблению одного из четырех запрещенных ныне цензурой крепких русских слов? Такая вот талия у Ботвинника.

С новым 2014-м Словом, господа!

Автор – редактор отдела политики «НИ»

"