Повестка всеобщей вины как эстафета страданий

В принципе, они и раньше так делали, но делали это в рамках конкурентной борьбы. А сейчас они настолько увлеклись, что тупо перемалывают все, что попадается на пути, включая самих себя. Многие сейчас констатируют отказ от прежних ценностей. Что это как не победа пресловутого «современного мира», прорастающего подобно цветку из руин?

А на этих руинах происходит прелюбопытное. Та самая переоценка ценностей, как она есть. «Как можно, живя в Москве, не ходить в театры?» — возмущаются культурные снобы. «Мне там скучно» — отвечает человек. Или даже не отвечает. Потому что скучно. Не помню. Самой скучно. Скука — оборотная сторона культуры. Особенно насильственной. Плохой. То есть, советской и постсоветской. Но скука — это и форма искренности. Онтологическая субъектная честность. Как мне было, когда я родилась? В младенчестве? В детстве? Плохо. И скучно. Скучно. И плохо. Остальное — культурный импринт, суета сует и томление интеллекта.

Образованец вечно делает вид, что все ему интересно. Лжет. Нет, привирает. Даже лгать воли нет. А вообще, какие к черту театры? Я смотрю на театр «спецоперации». Весь мир — спецоперация, большая в общем-то афера. Прежний мир давно закончился. И не в связи с какими-либо политическими событиями. Он в принципе устарел. В новом мире нет театров, отношений, всех этих гендерных игр, во всяком случае как их представляли раньше. В нем нет худлит. И т.д. И т.п. Далее везде.

Прошлые нормы и формы поведения, желания, развлечения — все это огромный чемодан без ручки. И нести тяжело. И выбросить жалко. Можно конечно изображать, что все это не так и покупать билеты на модные спектакли. Но именно что изображать. Блюсти приличия и несуществующие правила. Но я не буду. Мне именно что скучно. И нет мотиваций. Я хочу потратить время на свои подлинные желания и цели. И среди этих желаний, очевидно, нет ни малейшего желания страдать. Впечатление, что все худшее со мной уже произошло. И мера страданий исчерпана. То же я могу сказать о мире в целом. Несмотря на происходящую трагедию, люди не хотят больше испытывать душевных метаний. Их боль физическая, политическая (социальная), но не экзистенциальная. Об этом пишет поэт Лев Колбачев:

«Это действительно борьба за ресурс. И этим ресурсом является русское (в имперском смысле, но инспирированное именно русской культурой) экзистенциальное страдание. Собственно, примерно с середины 19 века у имперской власти есть только два союзника: ресентимент и русское экзистенциальное страдание.

В современных условиях прослеживается четкое разделение: ресурс ресентимента сосредоточен в старшем поколении (и сравнительно небольшом количестве *инфицированных* молодых), ресурс русского экзистенциального страдания — в более молодом, прежде всего в зумерах. И если ресентимент принадлежит власти прочно и наглухо, то вот экзистенциальное страдание стремительно утекало сквозь склеротические пальцы кремлевских геронтократов.

Утекало оно двумя путями: *в песок* и *в чужие ручки*. Первое — это принципиальный отказ от *настоящего* русского экзистенциального страдания в условно-небитом поколении, его карнавализация. Это такое пространство смыслов, где вместо Некрасова или Достоевского — Пригов с „Милицанером“ и Сорокин с „Детьми Розенталя“, только (что важнее всего) заполняется оно не *сверху*, силами кучки концептуалистов-интеллектуалов, а *снизу*, массой шугейзеров, пост-бардов типа Монеточки и Елизарова, думеров и абстрактных хип-хоперов. Превращая пространство русского экзистенциального страдания в пространство карнавала, где наливают бесплатный „Блейзер“, они демонстрируют, что *на самом деле* на свете есть такая обитель, где бы русский мужик не страдал (то, что этот мужик/баба носят цветные волосы, пирсинг во всех местах и бороды из барбершопа совершенно не отменяет их причастности этой некрасовской природе). А раз уж русскому без экзистенциального страдания никак (ну, нас так научили) — пусть это будет частью карнавального ритуала, пусть Иудушка Головлев пляшет с князем Мышкиным, а лирический герой Рыжего — с Иваном Денисычем. И все это под Пионерлагерь Пыльная Радуга или ic3peak.»

Но я пойду дальше Колбачева. И буду утверждать, что мы прекрасно обойдемся без страдания. И лично меня «так не научили». Скорее, я страдала от объективных обстоятельств — от бытовых до социальных. Но вот этой «русской» выученности страдать во мне нет.

Возвращаясь к теме, затрагиваемой мной в последних публикациях, а именно — теме коллективной ответственности, я хочу заметить, что она густо замешана на отечественном садомазохизме. Когда одни страдальцы хотят размазать свое страдание по страданию других. Один журналист буквально смакует фотографии жертв и эти фото вызывают у него единственное желание — запереть всех без исключения россиян в том аду, в котором они оказались. Потому что так он почувствует некоторое облегчение, когда убедится, что в этом мире плохо буквально всем. Иначе он будет испытывать постоянное беспокойство. Этакий Маркиз де Сад в «гуманистической» обертке.

Пока Запад закупает нефть и газ, пользуется прочими услугами РФ — как то размещением ядерных отходов, никаких огульных обвинений всех подряд граждан России звучать не должно. Они неубедительны, несостоятельны и некорректны. Более того, я полагаю, сами озвучивающие их повесточники это прекрасно понимают. И даже если Запад полностью откажется от подобной практики, всеобщие обвинения останутся лишь способом сведения политических счетов в угоду изменчивой конъюнктуре.

Несмотря на мнимую однозначность «повестки покаяния», каждый, кто обладает логическим мышлением и не поддался эмоциям, понимает, что разделение людей де факто идет не по принципу их идеологической принадлежности, соучастия в преступлениях и пр., и пр., а по принципу их экономической состоятельности и/или связей. Богатые люди фактически не участвуют в конфликте. Участвуют бедные и нищие, деля остатки своей бедности и сомнительных преференций. И поэтому, тем более, эффективность идеи коллективной ответственности стремится к нулю. Она является способом переключения внимания тех самых нищих от их реальных проблем на некие «геополитические» и псевдонравственные. А посему ничем не отличается от кремлевской пропаганды. И только дополняет ее.

Второй задачей «повестки всеобщей ответственности» является вывод из-под удара части сислибов-псевдооппозиционеров, которые заговаривали протест, монетизировали его, а потом успешно слили. Что важно — они не позволяли протесту перейти из социального в политический. И внимание, следите за руками! Сейчас происходит ровно то же самое. Ибо «моралистский» бунт никогда не станет реальным. Реальным может быть только экономический.

Раскол, который внесли в общество деструктивные повесточники на руку только власти. Поссорить всех со всеми, не предлагая выхода кроме рефлексии — феерическая глупость! Но это не только глупость. Но и подлость. Но не только подлость, это онтология советского человека, сутью которого было желание, чтобы никому ничего не досталось. Никому. Ничего. Поэтому каждое поколение оставляет после себя руины.